Гермес

Тот, кто привык к темноте, легко сориентируется здесь. Иди вперед и вперед, — вот и все. Единственная преграда — это мрак. Трудно придется здесь боящемуся темноты и ее ужасов. Этот страх присущ только людям, потомки Хаоса не страшатся мрака Эреба. В этом одно из многих основных различий между ними и смертными. Вообще же хорошая мысль — обойти эту страну. Меня наверняка забыли здесь, а ведь жители здешние — народ интересный, любопытный, они стоят того, чтобы навестить их.

Так вот во тьме и шагал, размышляя попутно, герр Мес легконогий.

Скалы возникли пред ним. Их зубчатые пики наверху сливались с вечной тьмою Эреба, и казалось, что стена чего-то еще более черного, чем мрак, еще более ужасного и коварного, встала на пути. Здесь темнота немного рассеивалась, и становилось видно — правда, лишь после того, как хорошенько приглядеться, — что под скальными кручами раскинулась мертвенно-серая долина, каменистая и узкая. Дорога пересекала ее и исчезала в недрах скал. В долине стоял шатер. Из него доносились смех и музыка.

Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью: в озере светлом стоял он по горло в воде, томимый жаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался. Только что голову к ней он склонял, уповая напиться, с шумом она убегала; внизу ж под ногами являлось черное дно, и его осушал во мгновение демон. Много росло плодоносных дерев над его головою, яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных, также и сладких смоковниц, и маслин, роскошно цветущих. Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку, разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.

Кое-как спустившись в долину по дороге, заваленной острыми каменьями, уставший Мес подошел к шатру. Он был шелковым, но из-за сумрака терял в цвете — при дневном освещении шатер этот был бы просто дивен. Из-под его полога неслась сладкая музыка и женские взвизги. В паузах слышен был мужской голос, что-то невнятно бурчащий.

Он заглянул в шатер, откинув полог, и его глазам представилось следующее зрелище. Три обнаженные девицы ублажали вялого, рыхлого толстяка с огромным животом. На низком столике валялись остатки обильной трапезы. Два тонкогорлых кувшина лежали на боку среди живописных объедков и огрызков. Стоял смешанный аромат пролитого дорогого вина, благовоний и разгоряченных тел. Толстяк поднял на Меса блеклые глаза.

— Пардон, — сказал Мес. — Я без докладу.

— Входи, — равнодушно сказал толстяк, отсылая девушек. — Извини, у меня не прибрано.

Мес вошел и сел на диванчик, деликатно отодвинув от себя поднос с чем-то давно перепревшим.

— Как поживаешь? — спросил он.

— Живу — хлеб жую, — высокомерно отвечал толстяк, переворачиваясь на бок. — Не хуже и не лучше.

— Вижу, ты зажрался, — перебил его Мес. — Хуже было раньше. Сейчас тебе дали шанс.

— Все свои шансы я давно использовал, — огрызнулся толстяк.

— Нет, не все. Вон какой живот отрастил. А раньше, помнишь, чуть к фруктам потянешься — а они в небеса. Или водицы хлебнуть — а нету ее! Была бы наша власть, и ты, преступник, продолжал бы мучиться.

Тот молча перебирал складки скатерти.

— Я реабилитирован, — молвил он.

Мес выбрал в круглой чаше яблоко посочнее и звучно его надкусил.

— Нас признали пострадавшими от власти Вершины, — нахмурился толстяк угрожающе. — Ведь мы крепко насолили вам во времена оны. А ему это понравилось. Мы — герои, Аргоубийца, а не жертвы вашего властолюбия.

— Возможно. Преступление для кого-то — благодеяние. Но не для нас. Вы — преступники и подлежите каре. Не наша власть нынче, иначе бы вас сгноили здесь во веки веков.

— Аминь, — заключил толстяк. — Где там мои девочки?

Когда Мес выходил из шатра, внутрь впорхнули девушки, и вновь зазвучал в вечной ночи звенящий смех.

Я плохо знаю эту местность. Сюда я, вопреки россказням, никого не водил. Здесь находилась заповедная территория моего дяди, а он не любил пускать к себе в дом кого бы то ни было. Как там сказано? Там же стоят невдали многозвонкие гулкие домы могучего бога Аида и Персефонеи ужасной. Сейчас эти дома действительно пусты — их обитатели давно уже не живут там. А было время — и, мрачен, восседал Аид на своем троне, судили преступников судьи, Минос, Эак, Радамант беспощадный, ждали преступных ужасные темные казни. Да. Все смешалось в доме Космоса.

Дорога не уходила глубоко в недра скал, как казалось издалека, а змеей вилась по самым уступам, узкая, опасная, она грозила смертью неосторожному. Мес, не колеблясь, ступил на нее.

Я и Сизифа увидел, терпящего тяжкие муки. Камень огромный руками обеими кверху катил он. С страшным усильем, руками, ногами в него упираясь, в гору он камень толкал. Но когда уж готов был тот камень перевалиться чрез гребень, назад обращалася тяжесть. Под гору камень бесстыдный назад устремлялся, в долину. Снова, напрягшись, его начинал он катить, и струился пот с его членов, и тучею пыль с головы поднималась.