Герметикон

Вошел молча, не постучав, сохраняя на лице спокойное, чуть отстраненное выражение, увидев которое, Помпилио понял, что услышит плохие новости. А услышав — окаменел. Не переспрашивал, потому что влюбленный идиот исчез, и его место занял бамбадао. А бамбадао все понимал с первого раза. Но даже ему, сильному и жесткому, потребовалась целая минута, чтобы до конца, до каждой клеточки осознать случившееся. Чтобы боль поглотила его душу, но не сломала, а придала сил. Чудовищная боль помогла Помпилио сделать то, на что он потерял надежду и во что уже никто не верил — Помпилио встал на ноги.

Теодор бросился к нему, собираясь поддержать, но Помпилио поднял указательный палец, приказав слуге остановиться, постоял, чуть пошатываясь, затем распорядился: "Палку", оперся на протянутую трость и отправился к Лилиан. И ни один стражник не осмелился ему помешать…

— Ведьма права, — прошептал Помпилио, стоя перед окном гостиной. — Я помнил только смерть.

И продолжал помнить, но теперь эти воспоминания перестали сочиться кровью, а при имени любимой перед глазами Помпилио больше не вставал ее обугленный труп. Теперь он видел ее улыбку. Видел взгляд, которым она встретила его в Заграшлоссе. Видел ее восемнадцатилетней девчонкой на первом балу, той девчонкой, которая посмела отказать самому Помпилио дер Даген Туру. Слышал ее обещание.

— Ведьма действительно меня излечила…

Когда-то Помпилио думал, что самое трудное — признаваться в своих слабостях другим. Поэтому он недолюбливал исповеди и, случалось, лгал священнику. Со временем это прошло, и Помпилио понял, что в действительности нет ничего сложнее, чем признаваться в слабостях самому себе. Согласиться с тем, что ты не идеален и не столь силен, каким себя считаешь.

"Я люблю Лилиан…"

Нет, не так… В этой фразе и кроется главная ошибка, потому что в действительности она звучит так:

"Я любил Лилиан".

В одном слове — вся его боль. Боль, которая стала его жизнью. Его смыслом. И его проклятием.

"Любил…"

Вот что нужно понять: прошедшее время. Он долго не мог смириться с этим фактом, осознать его, а главное — принять. Он цеплялся за прошлое, как будто тот проклятый день на Кардонии можно прожить заново — счастливо. И ведьмин обман показал всю его глупость.

Лилиан больше нет.

Лилиан — прошедшее время.

Она останется с ним навсегда, в этом ведьма права, но Лилиан не сможет жить с ним. Придется расстаться по-настоящему, оставив от того, что было, только теплые, очень светлые воспоминания — в этом ведьма тоже была права.

— Я любил… — прошептал Помпилио.

И неожиданно понял, что в тумане любви к Лилиан он совершенно позабыл о женщине, потянувшейся к нему за помощью и поддержкой. Потянувшейся робко, неосознанно, но все-таки — потянувшейся.

Он знал, что Кира страшно переживает все, что с ней случилось, что их свадьба — это союз разбитых, обгоревших на Кардонии сердец, но был так увлечен своей болью, что не замечал ничего вокруг. Он поддержал Киру, не позволил ей рухнуть в пропасть отчаяния, но и только. После свадьбы много путешествовал, носился по Герметикону в поисках Огнедела, позволив жене справляться со своими проблемами самостоятельно.

Это было неправильно.

Это было жестоко.

А затем Помпилио поймал себя на том, что назвал Киру женой: впервые — в мыслях.

И улыбнулся.

///

— Я долго думал и теперь знаю точно, — сказал Помпилио, остановившись около кровати, на которой лежала ведьма. В той же, кажется, позе, в которой он ее оставил, до подбородка укрывшись простыней. — Мне есть за кого бояться.

— Ты уверен?

Помпилио помолчал, глядя на улыбающуюся Тайру, после чего неспешно и очень серьезно произнес:

— Спасибо.

— Я рада, что смогла помочь, — в тон ему ответила ведьма. — Я хотела тебе помочь.

Он кивнул и присел на край кровати. Вполоборота к женщине, не приближаясь.

— Кира — хорошая девочка, и вы с ней — замечательная пара, — сказала она, поскольку прекрасно поняла, за кого боится Помпилио. — Береги ее, и… и не беспокойся: от меня Кира никогда ничего не узнает. Ты и только ты примешь решение: рассказать ей о нас или нет.

— Договорились, — коротко ответил адиген. — А теперь расскажи об Огнеделе.

И теперь Тайра все поняла правильно: настало время решать накопившиеся проблемы. Она привстала, удобнее устроившись на подушках, и произнесла:

— Он явился за помощью. Ты обложил его со всех сторон, дышал в затылок, и он это знал. Он боялся. Он пришел ко мне, потому что я была его последней надеждой.

— Ты ему помогала, поскольку знала, что я буду искать Огнедела, пока не найду, а значит, он станет отличной приманкой, — произнес Помпилио, глядя ведьме в глаза.

— Не только поэтому, — спокойно ответила Тайра. — У Огнедела было чем заплатить.

— Что-то серьезное?

— Очень серьезное. Новая технология, которая перевернет Герметикон.

— Именно так? — поднял брови Помпилио.

— Именно так, — подтвердила женщина.

— Что за технология?

— Чуть позже… — Она улыбнулась. — А пока я расскажу о том, что Огнеделу недостаточно просто убить тебя. Он хочет, чтобы ты мучился, чтобы перед смертью ты увидел, как жестоко он убьет Киру.