Гермиона, первая леди Грейнджер (СИ)

Один колдун сидел далеко слева — камер пять или шесть. Он быстро сошёл с ума, но умирал долго. Гермиона прислушивалась к безумному бормотанию. Волшебника звали Алексус Сметвик. И он был аптекарем.

Вам жуков, сэр? У нас свежая поставка из Египта. Прошу вас, сэр, — повторял он бесконечно, словно стоя за прилавком. — Всего три галеона за пинту драконьей крови, сэр. Благодарю вас, мадам. Мы примем ваш заказ. Доставка совой.

От этих слезливых причитаний у Гермионы мороз шёл по коже.

А приблизительно в декабре две тысяче второго года камеру напротив заняла колдунья лет шестидесяти. О, это была такая злыдня. Почему её сразу не приговорили к Поцелую дементора?

Гермионе она напоминала старуху Вальбургу с портрета в доме на площади Гриммо. Легко представлялось, как она, одетая в черное платье и чепец, истошно кричит и оскорбляет кого-то. За пять месяцев, проведённых в этой сомнительной компании, девушка так и не узнала её имени. Только фамилию — Бёрк.

Бёрк — чистокровные колдуны в двадцать третьем поколении, — самодовольно говорила последняя представительница этой семьи, осуждённая за убийство родной дочери, зятя-маггла и полукровного внука трёх лет от роду.

Это было оскорблением памяти Беллатрикс Лестранж — посадить в её камеру эту безумную старуху. Бёрк использовала собственную систему «противодействия» дементорам — она засыпала до их прихода. Гермиона попыталась объяснить ей, что этого делать ни в коем случае нельзя, но получила в ответ резкую отповедь, в которой «грязнокровная мразь» упоминалась шесть раз, а «шлюха» девять. У старой колдуньи совершенно не было фантазии. Потом-то старая ведьма поняла, что спать при дементорах нельзя, но было уже поздно — волшебные стражи сковырнули всю защиту с её сознания, как сухую шелуху с луковицы. Она полностью сошла с ума за месяц.

Сириус рассказывал, что безумные узники в Азкабане умирают, потому что прекращают есть. Бёрк смерть не грозила. Женщина раскладывала кашу на десяток маленьких кучек и устраивала «приёмы» и «чаепития». Слушать, как она разговаривает с несуществующими и, возможно, давно умершими людьми было странно, но занятно. Если из обсуждения новинок волшебной моды, воспитания детей и чьих-то адюльтеров состоит жизнь чистокровной колдуньи, то Гермиона никогда бы не хотела ею стать.

Был апрель или даже начало мая, когда в камеру Гермионы внезапно влетела свёрнутая в рулон газета, перевязанная ярко-красной лентой. Девушка встрепенулась и недоумённо посмотрела вслед разносчику еды, принёсшим «посылку».

Ленточка была очень яркой для Азкабана. И шелковой. Гермиона долго наслаждалась ощущением гладкой скользкой ткани под пальцами. Тот, кто прислал газету, знал, какая это радость для узников.

В развёрнутом виде оказалось, что это шесть листов из «Ежедневного Пророка» за шестое февраля две тысячи третьего года. Буквы во всех статьях были увеличены в два раза и слегка светились.

Люциус Малфой… . Люциус Малфой, клявший мелкий газетный шрифт, почерк сына и слабое освещение, на чём только свет стоит. Это он прислал газету! Собственно больше некому.

Поначалу буквы никак не узнавались и отказывались складываться в слова. В своём воображении Гермиона перечитала сотни книг заново. Но одно в мыслях и совсем другое в реальности. Не сразу по постепенно дело пошло на лад.

Заголовки статей на первых страницах заставили её сердце испуганно сжаться.

«Скандал в Министерстве магии».

«Невинные души Азкабана».

«Проведенная в январе этого года плановая проверка всех работников Аврората на предмет должностных преступления явила магической общественности шокирующие результаты. Применение Непростительного заклятья «Круциатус» и иных пыточных заклинаний, уклонение от расследования, подлог доказательств, применение физического насилия к обвиняемым и свидетелям, фальсификация дел всех уровней. Это лишь малая часть того, что удалось обнаружить независимой комиссии при тщательной проверке отдела дознания…»