Геро и Леандр

В ее глазах ты больший грех свершила,

Чем если б против клятвы погрешила;

За то, что целомудрие твое

Кощунственно роняет честь ее.

Смягчи свою вину, меня лобзая.

Венере жертва радостна такая".

Тут жрицей был влюбленный отстранен,

Но с кротостью такой, что, укреплен

Улыбкой Геро в дерзостной надежде,

Он стал молить настойчивей, чем прежде:

"Хоть меж богов - не то что меж людей

Никто не стоит красоты твоей,

Блюсти, уж раз ты чтишь Венеру свято,

Враждебное ей девство не должна ты.

Воздай Киприде сладостную дань

И этим ей во всем подобна стань.

Любовь чужда лишь девственной Афине,

Но с ней ведь не в ладах твоя богиня.

Так полюби меня, чтоб жизнь вдохнуть

В мою тобою раненную грудь!

Трать юность щедро и неосторожно;

Где нет безумья, счастье невозможно.

Краса, которой слишком дорожат,

Умрет, как колос, если он не сжат".

Леандра Геро слушала бесстрастно,

Хотя на все была в душе согласна.

Ведь уступает женщина всегда,

Твердя устами "нет!", а взором "да!",

В силке любви металась тщетно жрица,

Тем туже он, чем больше рвется птица.

И вот она, стараясь что есть сил

Не показать, как юноша ей мил,

Воскликнула в притворном возмущенье;

"Где ты постиг искусство обольщенья?

О, горе мне! Хоть ты бесстыдно лжешь,

В твоих устах прекрасна даже ложь!"

Леандра упоенье ослепило,

Он к ней шагнул, но Геро отступила

И молвила: "Красавец молодой,

Не оскверняй наряд священный мой.

Вдали от Сеста на скале прибрежной,

Где все безлюдно так и безмятежно,

Что на песчаных отмелях слышны

Лишь всплески набегающей волны

И шум прибоя мерностью своею

Нас помогает усыплять Морфею,

Блюду я в древней башне с юных дней

Венере посвященных лебедей.

Живет со мной кормилица седая,

Чью воркотню выслушивать должна я

И в полдень, и в тиши часов ночных,

Хоть лучше б не на это тратить их.

В той башне жду тебя". Едва несмело

Признанье это с уст ее слетело,

Затрепетало сердце девы вдруг,

В растерянных глазах застыл испуг,

Зарделись от смущения ланиты,

И столь же безуспешно, как с орбиты

Планета бы пыталась соскочить,

Она любовь, любя, хотела скрыть:

Простерла руки к алтарю богини

И вновь обет безбрачья у святыни

Перед лицом небес произнесла,

Но эта клятва Геро не спасла.

Ее молитву, гневно деве внемля,

Отбросил Купидон крылом на землю.

За лук он взялся, тетиву напряг,

Метнул стрелу и жрицу ранил так,

Что к Геро, увидав, как той досталось,

Почувствовал и сам немедля жалость.

Он слезы девы в жемчуг превратил

И с ними огорченно в небо взмыл,

Отнес прозрачный груз ее печали

К дворцу, в котором Судьбы восседали,

И стал богинь суровых убеждать

Двум молодым влюбленным счастье дать.

Но только взгляд, столь яростный, что, мнилось,

В нем сразу тысяча смертей таилась,

В ответ на речь свою увидел он:

Был сестрам ненавистен Купидон.

Причину их вражды я вам открою.

В тот самый день, когда своей игрою

Навеял сон на Аргуса Гермес,

Пастушку повстречал гонец небес.

Роса в ее кудрях, густых и черных,

Сверкала ярче жемчугов отборных.

Она была прекрасна, лжи чужда,

Чиста душой и телом, но горда,

Ведь гордость может быть равно уместной

И во дворце и в хижине безвестной,

Тем, что любого пастуха пленит

Серебряными розами ланит.

Влюбился небожитель быстрокрылый,

Сковал ее шаги волшебной силой

И юную пастушку задержал

У холмика, где меж кустов лежал,

Он начал ей играть на флейте сладкой

И нежные слова шептать украдкой,

Потом привстал, к ее устам прильнул,

В свои объятья деву притянул,

На землю опустился с нею снова

И стал срывать стыдливые покровы,

Бросая дерзновенный взгляд на то,

Чего не должен видеть был никто,

И без стесненья, как супруг законный,

Ища пути в Элизий потаенный.

Но тут пастушка, помня, что одна

Невинность ей в приданое дана,

И чувствуя, что от борьбы устала,

Звать пастухов на помощь громко стала.

Пришлось ему объятия разжать

И выпустить ее. Она - бежать,

Но хитрый бог посредством клятв и лести

Сумел беглянку удержать на месте.

(Ведь помогает девушку увлечь

Не сила мышц, но пламенная речь.)

Узнав, кого ее краса прельстила,

Восторг в душе пастушка ощутила

И, выслушав признания его,

Потребовала только одного:

Ни отложить минуту упоенья

(Как сделала б другая без сомненья),

Ни дать бессмертье ей взамен любви

(Тщеславье ведь у женщины в крови),

Но совершить деяние, о коем

Не думать вовсе лучше бы обоим:

Похитить для нее небесный мед

Нектар, который громовержец пьет.

Гермес украл глоток его у Гебы,

Поящей им царя земли и неба,

И юной поселянке снес тайком.

Всеведущий Кронид узнал о том,

Вспылил и эту наглую затею

Почел преступней кражи Прометея.

Был вору вход на небо воспрещен.

Но тут Гермеса встретил Купидон

И, тронутый его печальным видом,

Решил, что рассчитается с Кронидом.

Стрелою меткой удалось ему

Пронзить сердца богинь судьбы, кому

Земля, и ад, и небеса подвластны.

Гермеса сестры полюбили страстно

И поклялись сложить к его ногам

То, чем они и смертным и богам

Должны в предвечных безднах мирозданья

Прясть, мерить, резать нить существованья.

Гермес не взял даров, но пожелал,

Чтоб свергнувший отца Юпитер пал,

Чтоб возвратил права на трон небесный,

Сатурну с Опой отпрыск их бесчестный.

Сатурну Судьбы отдали престол.

Век золотой на землю вновь пришел,

Ибо унес Юпитер в ад с собою

Измены, войны, деньги и разбои.