Геродот

Тот же инцидент мог быть трактован и с другой точки зрения — как проявление «зависти богов»: Перикл слишком высоко вознесся, на протяжении полутора десятилетий фактически единолично управлял демократическим полисом. «Зависть богов» для Геродота — тоже, бесспорно, одна из главных движущих сил истории ^{203}. Сколько раз нам уже приходилось цитировать различные места из сочинения галикарнасца, в которых отчетливо отражается эта древняя, архаичная идея… Это и слова Солона о завистливости всякого божества, и письмо фараона Амасиса тирану Поликрату на ту же тему. Поликрат, по Геродоту, гибнет именно потому, что достиг «чрезмерного» успеха и благополучия.

В рассказе о Греко-персидских войнах — основном сюжетном костяке геродотовского повествования — тоже неоднократно прослеживается представление о «зависти богов». Артабан говорит Ксерксу те же слова, что Солон — Крезу, а Амасис — Поликрату: необходимо быть умеренным во всем, проявлять смирение: «Ты видишь, как бог мечет свои перуны в самые высокие дома и деревья. Ведь божество всё великое обыкновенно повергает в прах… Ведь не терпит божество, чтобы кто-либо другой, кроме него самого, высоко мнил о себе» (VII. 10). Снова и снова повторяется тот же лейтмотив…

Но Ксеркс не слушается дядю, не хочет смириться. И в результате само его колоссальное, непомерное величие становится причиной его падения. Такие принципы, по мнению Геродота, действуют на исторической арене, такие грандиозные силы сталкиваются. Что тут остается делать слабому человеку? Опять перед нами типично дельфийская точка зрения: пытаться постигнуть волю богов (лучше всего — через оракулы) и неукоснительно следовать ей.

Какое государство лучше?

Античные историки были прежде всего историками политическими. Среди них имелись такие (их, пожалуй, даже большинство), которых можно назвать чисто политическими. Фукидида или Полибия, насколько можно судить, по-настоящему занимали только войны, дипломатия, борьба группировок… Если они и приводят какие-либо иные сведения, то лишь походя, постольку-поскольку.

На подобном фоне Геродот — автор куда более энциклопедичный, широкий по охвату действительности. У него мы находим обильную информацию о самых различных пластах бытия эллинов и «варваров». Но даже у Геродота нет ничего похожего на социально-экономическую историю или историю культуры. Для него история также преимущественно событийная, это описание череды политических и военных событий, особенно тех, которые имеют отношение к межгосударственной арене.

Ничего удивительного в этом нет. Именно так писалась история не только на протяжении всей античной эпохи, но и еще долго после ее окончания. Эта традиция оказалась нарушена совсем недавно. Первые труды, специально посвященные культурной истории, были написаны во второй половине XIX века выдающимся швейцарским ученым Якобом Буркхардтом. История экономики как дисциплина начала бурно развиваться только в XX столетии; особенно большой вклад в нее внесла группа французских исследователей, объединившихся вокруг журнала «Анналы» (Марк Блок, Люсьен Февр, Фернан Бродель и др.).

Любой античный историк, будучи в первую очередь историком политики, должен был обязательно иметь систему собственных политических взглядов и предпочтений — тот концептуальный базис, с позиций которого он рассматривал и оценивал изучаемые им события. Весьма интересно разобраться в том, каковы были эти взгляды и предпочтения у Геродота.

Античный историк — одновременно и политический мыслитель. К Геродоту сказанное относится в полной мере. В мировом масштабе родиной политической теории (как и многого другого) является именно античная Греция. Эллины первыми в человеческой истории стали задумываться о типах политических систем, пытались систематизировать их. В условиях полиса это впервые оказалось возможным: политические формы стали разнообразными (в отличие от решительного преобладания одной из них — монархии — на Древнем Востоке), что побуждало сравнивать их друг с другом и делать из такого сравнения теоретические выводы.

Геродот — не просто политический мыслитель. Он — самый ранний политический мыслитель из всех, чьи произведения до нас дошли. И у него же впервые встречается необыкновенно плодотворная мысль о том, что в принципе существуют три формы государственного устройства: монархия, олигархия и демократия. В первом случае власть принадлежит одному человеку, во втором — небольшой группе людей, в третьем — всему народу. Собственно, так эти термины и переводятся с древнегреческого: «власть одного», «власть немногих», «народоправство».