Геродот

Выбор Ольвии для этой цели был, надо полагать, не случаен. Ольвиополиты (как отмечает Геродот, граждане ольвийского полиса называли себя именно так) издавна поддерживали особенно тесные контакты со скифами. Один из скифских царей — Скил, правивший в первой половине V века до н. э., — питал к греческому городу особое расположение.

Рассказ «Отца истории» о Скиле подробен и ярок: «Он родился от матери-истриянки (уроженки греческого города Истрия. — И. С), а вовсе не от скифской женщины. Мать научила его говорить и писать по-эллински… Царствуя над скифами, Скил вовсе не любил образа жизни этого народа. В силу полученного им воспитания царь был гораздо более склонен к эллинским обычаям и поступал, например, так: когда царю приходилось вступать с войском в пределы города борисфенитов (эти борисфениты сами себя называют милетянами), он оставлял свиту перед городскими воротами, а сам один входил в город и приказывал запирать городские ворота. Затем Скил снимал свое скифское платье и облачался в эллинскую одежду. В этом наряде царь ходил по рыночной площади без телохранителей и других спутников (ворота же охранялись, чтобы никто из скифов не увидел царя в таком наряде). Царь же не только придерживался эллинских обычаев, но даже совершал жертвоприношения по обрядам эллинов. Месяц или даже больше он оставался в городе, а затем вновь надевал скифскую одежду и покидал город. Такие посещения повторялись неоднократно, и Скил даже построил себе дом в Борисфене» (IV. 78). Этот дом историк описывает так: «…большой роскошный дворец, обнесенный стеною… Кругом стояли беломраморные сфинксы и грифоны» (IV. 79). Но скифы в конце концов прознали о необычном поведении их правителя. Особенно не понравилось им, что царь участвует с греками в экстатических обрядах в честь Диониса. Подданные Скила подняли против него восстание, и он лишился жизни. Очевидно, скифы в массе своей не были склонны к усвоению чужеземных обычаев, и полугрек Скил являлся одним из редких исключений.

Здесь нужно обратить внимание на то, что скифский владыка ведет себя в эллинском городе буквально как у себя дома. Он проживает в Ольвии по месяцу и больше, строит там себе дворец… Словно бы Скил считал Ольвию частью своего царства. А может быть, так оно и было? Во всяком случае, в науке была высказана точка зрения, согласно которой ольвийский полис, да и другие греческие колонии Северо-Западного Причерноморья в V веке до н. э. несколько десятилетий находились под скифским протекторатом^{156}, который был ликвидирован в ходе экспедиции Перикла в Черное море. Стало быть, если мы датируем северное путешествие Геродота временем до Перикловой экспедиции, то историк побывал в Ольвии, пребывавшей еще «под скифами». Впрочем, эта гипотеза не получила однозначного признания среди историков и не может считаться стопроцентно доказанной, а является лишь одним из возможных вариантов развития событий.

Бывал ли Геродот в Северном Причерноморье еще где-нибудь, помимо Ольвии? Определенного ответа на этот вопрос нет. Возможно, он поднимался на некоторое расстояние вверх по течению Днепра. Об этом вроде бы свидетельствует, например, следующий пассаж его повествования: «Борисфен — самая выгодная река: по берегам ее простираются прекрасные тучные пастбища для скота; в ней водится в больших количествах наилучшая рыба; вода приятна на вкус для питья и прозрачна (по сравнению с водой других мутных рек Скифии). Посевы вдоль берегов Борисфена превосходны, а там, где земля не засеяна, расстилается высокая трава. В устье Борисфена само собой оседает несметное количество соли. В реке водятся огромные бескостные рыбы под названием „антакеи“ и есть много других диковин» (IV. 53). Этот рассказ, похоже, все-таки передает впечатления очевидца — он красочен и одновременно точен: наглядно описаны плодородные, поросшие травой степи будущей Новороссии. А высокими питьевыми качествами воды Днепр отличается и по сей день. Наконец, описанные здесь бескостные рыбы — это конечно же осетры, ныне в Днепре не встречающиеся, но в древности в нем водившиеся.

Вот другое описание из скифского логоса: «Местные жители, однако, показывали мне вот что: между реками Борисфеном и Гипанисом существует местность под названием Эксампей… В этой местности стоит медный сосуд величиной, пожалуй, в шесть раз больше сосуда для смешивания вина, который Павсаний, сын Клеомброта (победитель в Платейском сражении. — И. С), велел посвятить богам и поставить у входа в Понт. Кто не видел этого сосуда, тому я его опишу: он свободно вмещает 600 амфор (24 тонны! — И. С), а толщина этого скифского сосуда шесть пальцев. По словам местных жителей, сделан он из наконечников стрел» (IV. 81). Эти слова тоже звучат как свидетельство очевидца.