Еще не договорив, Танни с растущим беспокойством понял, насколько его слова правдивы. Да, речь идет именно о битве. И, может статься, очень даже кровопролитной. Северянин выбросил на бережок блеснувшую живым серебром рыбину на конце удочки. Из-за стены показались, по видимости, его друзья в приподнятом настроении – что-то с улыбками орут, машут. Если бой уже был, то по всему видно, что победа оказалась за ними.
– Танни! – сзади, согнувшись, сквозь кусты пробирался Форест. – Северяне по ту сторону ручья!
– Знаю. Да еще и рыбачат, хочешь верь, хочешь – нет. За той вон стенкой так и кишат.
– Один парень у нас влез на дерево. Говорит, что видел на Старом мосту всадников.
– Так они взяли мост?
Вот те на. Выходит, если они покинули ту долину с потерями не большими, чем восемь бутылок крепкого, то это еще везение.
– Но если они перейдут мост, мы окажемся отрезаны!
– Я понимаю, Танни. Соображаю, не дурак. Надо отправить нарочного обратно к генералу Челенгорму. Кого-нибудь отрядить. И сидеть, черт, тише воды ниже травы!
И Форест пополз обратно.
– Кому-то надо будет лезть через болота? – ужаснулся шепотом Желток.
– А ты что, летать умеешь?
– Я? – паренек посерел. – Я не могу, капрал Танни. Не могу… Сейчас, после Клайга… просто не могу!
Танни пожал плечами.
– Но ведь кому-то надо. Ты перелез сюда, значит, как-то перелезешь и обратно. Главное, держись травянистых участков.
– Капрал!
Ухватив Танни за грязный рукав, Желток придвинулся чуть ли не вплотную. Голос понизился до вороватого, интимно-заговорщического – тот самый тон, что так ласкает ухо. Тон, которым вершатся сделки.
– Вы говорили, если мне чего когда понадобится…
Влажные глаза рекрута стреляли налево и направо, не смотрит ли кто. Рука, нырнув за пазуху, появилась с плоской оловянной фляжкой и вдавила ее в ладонь Танни. Капрал вынул пробку, нюхнул и, аккуратно запечатав, сунул фляжку за пазуху, но уже себе. И кивнул. Потерянному в болоте, понятно, не замена, но, как говорится, на безрыбье…
– Летерлинкер! – позвал он змеиным шепотом, выбираясь из кустов. – Срочно нужен доброволец!
Деяния дня
– Именем мертвых, – удрученно бормотал Зоб, прихрамывая.
Их было с избытком, разбросанных по северному склону холма. А с ними еще и раненых, стонущих, подвывающих и причитающих характерным образом – звук, от которого у Зоба с каждым годом все сильнее свербило в зубах. Самому хотелось выть, умолять бедолаг, чтобы заткнулись, и брал стыд за то, что такие мысли приходят в голову, ведь он сам так вот немало отвыл за минувшие годы, и, кто знает, может, предстоит еще.
Гораздо больше мертвых было вокруг верхней стены. Столько, что можно ступать по ним хоть до самой чертовой вершины, ни разу не коснувшись истерзанной травы. Воевавшие по разные стороны теперь свалены в одну кучу – бездыханные и те, что еще кое-как дышат, а иные давно остыли. Вон молодой солдатик Союза испустил дух лицом к земле, а задницей к небу; косится на Зоба с растерянной неловкостью: дескать, дядя, ты б меня хоть перевернул, уложил как-нибудь подостойнее.
Пустое. Ни к чему это все. Достоинство – штука бесполезная и для живых, не говоря уже о мертвых.
Впрочем, склоны оказались лишь преддверием к побоищу в круге Героев. Великий Уравнитель позабавился сегодня на славу, соль шутки явив не сразу, но постепенно, по восходящей. Зоб и не помнил, доводилось ли ему когда-то видеть столько мертвецов в одном месте. Груды, связанные кровавой пуповиной, сцепленные оковами смертных объятий, которых уже не расцепить, не порвать. Голодные птицы в нетерпении приплясывали по камням, выжидали своей очереди. Суетились мухи на открытых ртах, застывших глазах, отверстых ранах. И откуда, из каких щелей берется вдруг разом столько мух? Попахивало и тем самым геройским духом. Тела взбухали под вечерним солнцем, выпускали наружу внутренности.
Перед такой картиной впору остановиться и поразмыслить о собственной бренности. Однако о ней недосуг было думать десяткам падальщиков без роду и племени, для которых произошедшие убийства равнозначны началу сбора ягод. Они деловито избавляли трупы от одежды и доспехов, собирали в кучи более-менее годные щиты и оружие. Их только слегка расстраивало, что первыми здесь похозяйничали возглавлявшие штурм карлы, сграбастав с поля брани все мало-мальски ценное.
– Стар я для этого вороньего пиршества, – вздохнул Зоб.
Он наклонился размять затекшее колено. Ногу от щиколотки до бедра льдистым жгутом пронимала боль.
– Кернден Зобатый, ну наконец-то он здесь!
Около Героя сидел Жужело, при виде своего воителя он вскочил, отряхивая зад от грязи.
– А то я уже ждать отчаялся!
Меч Мечей в ножнах он закинул на плечо и указал им на долину, откуда они пришли.
– Я уж думал, не решил ли ты по пути сюда осесть на каком-нибудь из тех вон хуторов.
– Да уж и впрямь надо было.
– Хм, а кто б тогда показал мне судьбу?
– Ты рубился?
– Да уж как водится. В самой гуще. Здесь мне равных нет, как в песнях поется. Ох, и пришлось мечом помахать.