Герой

Вот и сейчас они затеяли непонятную Верочке злую шутку. Барон фон Ливен, который в Петербурге приходил к ним в приемные дни, степенно пил чай, вел негромкие разговоры с сестрицей Ириной, – зачем он хотел стрелять в человека? Бедный этот лакей с подносом, у него было такое опрокинутое лицо! Это ведь даже не Людвиг Баварский, а живой настоящий солдат. Может быть, в деревне его ждет жена или невеста. Как хорошо, что тот, другой, незнакомый офицер помешал барону!

Вера недавно прочла «Детство» и «Отрочество» Толстого, и хотя многое из этих книг примеряла на себя, все же смогла понять, что мужчины, даже мальчики – существа загадочные, живущие одним самолюбием и первобытными инстинктами. Деревенские мальчишки вечно дрались друг с другом и били гимназистов, гимназисты сами затевали сражения до крови, с обидными прозвищами и долгой затаенной местью. Она думала – зачем мужчинам драться, спорить, стрелять друг в друга, когда на свете и без того столько опасных приключений? Можно наняться юнгой на корабль, по ехать в Африку или в Боливию, покорять индейцев. Можно отправиться на золотые прииски и вернуться домой через двадцать лет богатым и неузнанным, как Монте-Кристо.

Этими мыслями она как-то поделилась с кузеном Алешей, и он на словах с ней согласился. Но теперь он сам сделался подпоручик и тоже участвовал в этой глупой шутке! Наверняка там было pari, офицеры вечно спорят и заключают пари, папа́ часто смеется над этой отсталой привычкой.

Вера бежала, прижимая к груди букет полевых цветов, которые собрала еще до всего увиденного и о которых совершенно забыла теперь. Мысли в ее голове мелькали быстро, будто проносились мимо деревья аллеи. Она все расскажет сестрице Ирине, пусть знает про барона, какой он злой и дерзкий человек. Недаром барона не жалует Людвиг Баварский, уж он-то разбирается в людях! Вот интересно, что бы он сказал про молодого офицера, который помешал барону стрелять?

Перед глазами Веры все еще стояло лицо с темной бородкой, которое ей трудно было описать. «Дышащее справедливым гневом» – вот правильное выражение, хотя и немного книжное.

Кровь стучала в висках; запыхавшись от бега, Вера не услышала топота копыт с боковой дорожки. Гнедой разгоряченный конь вдруг вырос перед ней, мелькнули в воздухе подковы. Молодой офицер едва успел осадить жеребца.

Вера споткнулась и села на траву. Цветы рассыпались – как она забыла про букет, собранный для мама́?

– Ради бога простите, я напугал вас! Вы расшиблись…

Молодой офицер, тот самый, что помешал стрелять барону, соскочил с коня и бросился к ней. На лице его читалась растерянность. «Совсем как виноватый гимназист!» – успела подумать княжна.

– И вовсе не напугали! – возразила она спокойным тоном, подражая взрослой даме. – Просто здесь никто не ездит, это наш парк!

На коленке, измазанной грязью и зеленой травой, лопнул чулок. Вера одернула подол, строго взглянув на офицера. Он казался смущенным больше нее. Но спохватился, подал руку.

– Я страшно виноват, если бы я знал… мой полк недавно расквартирован…

Представился с поклоном:

– Лейб-гвардии Конного полка поручик Андрей Петрович Долматов.

– Вы теперь будете драться с бароном на дуэли? – спросила Вера, тут же поняв, что выдала себя. И, вспомнив о приличиях, присела в реверансе.

– Княжна Чернышева. Вера Александровна.

Она принялась собирать рассыпанные цветы. Молодой офицер помогал ей, по его щекам разливался смуглый румянец. «Какое у него хорошее, доброе лицо, – думала Вера, – папа́ его сразу полюбит!» Но в ту же минуту она поняла, что не стоит рассказывать о происшествии в парке никому, даже отцу.

Конь нетерпеливо заржал, поручик взял поводья. Вера, коротко поклонившись, пошла в сторону дома.

Неужели на этом все? А вдруг он завтра погибнет на дуэли и она никогда его больше не увидит?

– Приходите к нам! – крикнула княжна, обернувшись. – Приходите с Алешей, он наш двоюродный брат!

Долматов стоял, рукой в перчатке похлопывая коня по холке, и улыбался ей вслед.

«Никому не расскажу!» – снова подумала Вера, решив, что это будет ее первый по-настоящему взрослый секрет.

Глава 5 Чиж

Трезвонил телефон на тумбочке у кровати. Куликов схватил трубку, ответил по-русски: «Да, слушаю». Тут же вспомнил – он в Париже, в гостиничном номере. Портье передал трубку посетителю, ворчливый голос напомнил звук скворчащей на огне яичницы.

– Чиж, это Чиж! Что же вы, Андрей Петрович, я жду в нетерпении!

Вчера Андрей лег во втором часу, зато успел проехать на туристическом автобусе по всем парижским достопримечательностям, потолкался в толпе у Эйфелевой башни, увидел Нотр-Дам, погулял по ночному Монмартру. Но почему-то из всех впечатлений, перемешанных в его голове, он ярче всего запомнил разбитый горшок и девушку с легкими светлыми волосами. Сейчас ему казалось, что незнакомка смотрела на него как-то особенно, словно с ожиданием. Почему он не задержался, не спросил ее имя? Не предложил встретиться вечером в кафе?