Герой

– Слушай, Мыш, откуда мне это знать? – воскликнул Духарев. – Это у тебя дом в Константинополе! А я там не был ни разу!

– Так я же тебе рассказывал! – удивился Мышата. – Забыл?

– Забыл. Расскажи еще раз.

– Ладно. Слушай и запоминай. Василевс Константин был сыном василевса Романа Багрянородного. И у него был сын, тоже Роман. Этот Роман, в отличие от своего деда, о государстве радел мало, зато гулял знатно. Особенно любил красивым девкам под юбки лазать. Без разбору – хоть знатным, хоть простолюдинкам. Феофано эта как раз простолюдинка и есть. Говорят, в трактире у своего отца танцевала. И тоже, говорят, на передок слаба. Но кесаревич на нее крепко запал. Так, что решил жениться. Однако в это время еще жив был Константин, и ему, ясное дело, не понравилось, что в Золотой Палате трактирная потаскуха будет восседать, пусть даже красоты и статей необычайных. И не быть бы Феофано императрицей, да тут василевс Константин возьми да и помри. Причем при довольно странных обстоятельствах. После Константина василевсом стал его сын Роман, который немедленно с Феофано и обвенчался.

Мышата облизнулся, глотнул вина, оглядел стол с сожалением: практически всё съедено, причем три четверти – самим Мышатой; подумал немного, глотнул еще вина и продолжил:

– Прожили они вместе года примерно три. И под конец не очень-то ладили. Роман, как я уже говорил, был гуляка и пьяница. Государством не правил, а только злато из казны тянул. Понятно, что при таком кесаре ближники его большую силу набрали. А ближники у такого кесаря – кто? Кравчие да постельничие. То есть – дворцовые евнухи. Они все указы писали, а Роман лишь печать прикладывал. Или сам, или, вместо него, императрица Феофано. Но были у евнухов и соперники. Например, архистратиг Никифор Фока, нынешний император. Роман ему верил. Архистратигом назначил. И не зря. Никифор тогда в Азии многих врагов ромейских побил. И больше побил бы, но Роман вызвал его в столицу. Видно, чуял недоброе и хотел верного человека рядом иметь.

Но когда Никифор приехал в Константинополь, Романа он в живых уже не застал.

Странная, скажу тебе, смерть. Вернулся однажды Роман с охоты – и помер.

Народу объявили, что, мол, от долгой верховой езды начались у василевса спазмы в животе, от коих он и преставился.

– Это как? – удивился Духарев, который знал множество народа, проводившего в седле больше времени, чем на земле, но не знал никого, кто бы от этого умер.

– Да уж так! – развел руками Мышата. – Тебе лучше знать, как это бывает. Ехал-ехал человек, а потом приехал, выпил винца с приправой… Тут ему и конец.

– Полагаешь, отравили?

Мышата пожал плечами.

– И что дальше было? – спросил Духарев.

– Дальше? Остались после Романа двое малолетних сироток – Василий и Константин, которых сейчас к булгарским царевнам сватают, и овдовевшая императрица Феофано. А при них – целая прорва евнухов во главе с Иосифом-паракимоменом, это спальник по-нашему. Евнухи эти при Романе все дела решали и надеялись, что и дальше так будет. Оно и проще – при младенцах-василевсах. Может, они Романа отравили, может – Феофано, а может – вместе сговорились… Кто знает… Но, чтобы править без помех, им надо было избавиться еще от одного человека – архистратига Никифора Фоки.

– Нынешнего императора?

– Его самого. Никифора вызвали во дворец, чтобы схватить, якобы за измену, ослепить и выслать в какой-нибудь монастырь подальше. Но Никифор во дворец не пошел, а двинулся прямиком к патриарху, который отправился во дворец вместе с ним, собрал синклит и погубить Никифора не позволил. С Никифора взяли клятву, что не будет злоумышлять против малолетних василевсов, и вновь провозгласили стратигом-автократором Азии. Никифор отбыл к своей армии, но евнух Иосиф, он же не дурак – понимал, что власть его под угрозой, пока Никифор жив. И направил наш спальник доверенного человека к стратигу Иоанну Цимисхию, военачальнику немногим менее славному, чем Никифор. Посол вручил Цимисхию письмо, в котором Иосиф предлагал заковать стратига-автократора в цепи и тайно отправить в столицу. А в награду Цимисхий получит место стратига-автократора, а потом, быть может, кое-что повыше.

– И что же Цимисхий?