Герои

Через двадцать минут мы приземляемся снова… где-то еще или все там же? Надо решить, что делать: сойти или остаться на борту. Мне кажется, я услышал, что при желании мы можем сойти, поэтому я так и поступаю, не особо беспокоясь о том, что самолет может улететь без меня. Вот терминал, современный, с магазинами, но курение запрещено. Я ищу в книжном магазине что-нибудь на английском языке. Здесь сотни журналов, десятки газет, но все они на французском или испанском языках, даже женские журналы. Единственное издание на английском – журнал Hot Rod. Мое положение не так безнадежно.

Я замечаю толпу людей в форме, бортпроводников и пилотов. Французы. Ага, там, где скопище французов, там должно быть разрешено курение. Так и есть… Внешнее кольцо некурящих делает незаметным внутреннее кольцо курильщиков. Какая лояльность и преданность коллегам. Я, в своей балийской рубашке и австралийской фетровой шляпе, делаю вид, что я французский бортпроводник. Окружающие относятся к этому с пониманием. Меня принимают за своего, даже некурящие. А еще говорят, что французы высокомерные.

Начинается суета, мы идем назад в самолет. Требуется занять свои места, через несколько минут снова происходит свалка в борьбе за кресла для новых пассажиров. Опять взлетаем… два часа до Майами!

Я ошибаюсь. Два с половиной часа до Гаити, читать нечего, смотреть нечего, спать невозможно. Мы приземляемся на Гаити, кажется, взлетно-посадочная полоса нуждается в ремонте.

На этот раз мы должны покинуть самолет. Нас собирают в большой комнате… слишком много народа, кондиционеры не работают, в голову лезут мысли о Калькуттской черной яме[13]. Магазинов нет, курить запрещено, не очень-то весело. Люди жалуются, но ничего поделать нельзя. Я устал.

Снова в самолет… два часа до Майами! А этим утром я был в джунглях…

Когда в Майами кто-то открывает багажную полку, оттуда вываливается мой компьютер; он задевает чью-то голову и падает прямо на пол. Я поднимаю его и бросаю на сиденье. Толстяк решил, что спешить некуда, так что он ждет, пока большая часть пассажиров выйдет из самолета, и мы с ученым наконец можем встать. Эта неторопливость оказалась ошибкой. Большинство из пассажиров рейса не может правильно заполнить таможенные и иммиграционные формы. Таможенники и иммиграционные чиновники относятся к этому с юмором. Думаю, это объясняется тем, что большинство из них чернокожие, так же как и прибывающие. Очередь движется очень медленно.

Я прохожу и забираю сумку. Хотя я выгляжу подозрительно и похож на наркоторговца, меня пропускают без досмотра… может быть, я не слишком бросаюсь в глаза. Сейчас десять часов вечера, и кажется, что скрытые туманом верхушки деревьев остались в далеком прошлом. Я, пошатываясь, выхожу из терминала в раскаленную печь, полную выхлопных газов и шума. Закуриваю сигарету, делая свой вклад в загрязнение воздуха.

Через несколько секунд передо мной останавливается такси, водитель жестом показывает, чтобы я садился. Я тоже жестом показываю, что хочу спокойно докурить сигарету. Он открывает окно и кричит, что я могу покурить в такси. Он так назойлив, так беспокоится о том, что его накажут за то, что он подъехал без очереди, что я кидаю свои сумки в машину и залезаю сам.

Водитель открывает все окна, чтобы рассеять сигаретный дым, и начинает на очень плохом английском рассказывать, что его отец курит – невероятно, невероятно! Пачку в день! Невероятно! Курит, когда ест суп, потому что так ему вкуснее! Невероятно!

А вот что еще более невероятно! Он спрашивает, что бы я выбрал – миллион долларов или один цент, если удваивать сумму ежедневно в течение тридцати дней? Я немного испортил ему удовольствие, сообщив, что возьму один цент. Я спрашиваю, откуда он родом, он отвечает, что из Колумбии. Потом я спрашиваю, как долго он живет здесь, водитель говорит, что всю свою жизнь, он родился в Майами. «Невероятно, – говорит он, – каждый хочет миллион долларов». Я быстро считаю и говорю, что если я возьму цент, через тридцать дней у меня будет 15 или 16 миллионов долларов. «Невероятно», – говорит он.

Мы добираемся до отеля, но до этого он успевает сообщить мне, что самые дешевые номера стоят больше 500 долларов в сутки (это оказывается неправдой). «Невероятно», – говорю я. Мне надо заплатить за проезд двадцать пять долларов. Я протягиваю ему пятьдесят и прошу дать квитанцию. Он протягивает мне квитанцию, но не дает сдачу и начинает отъезжать, когда я еще стою одной ногой в автомобиле. Я кричу, и он останавливается. Получаю сдачу и даю ему пять баксов. Никогда не знаешь, чего ждать от колумбийцев, даже родившихся в Майами.