Герои 1812 года

Важнейшей задачей партизан в это время было наблюдение за направлением движения противника, сбор сведений о его численности и боеспособности. В этом незаменимую роль сыграл Сеславин, представлявший в штаб Кутузова наиболее обстоятельные и достоверные донесения. Энергичный и предприимчивый командир партизан как никто иной органически сочетал действия своего отряда со стратегическими и тактическими замыслами главного командования. «Сегодня 19-го по утру на заре, — рапортовал Сеславин Коновницыну, — Платов в Колоцком разбил авангард Нея… Я думаю, что наша армия не успеет упредить неприятеля в Вязьме, ежели не пойдет форсированным маршем… Неприятель идет более 30 верст в сутки, истребляет все, что может затруднить его марш… Милорадович ночует в Семеновском. Хочет идти по утру в Гжать, там неприятеля не найдет, ему надо идти из Семеновского на Теплуху или прямо в Вязьму. Сим может перерезать ему дорогу, затруднить марш, дабы армия успела подойти. Сию минуту еду к Милорадовичу с сим предложением… Я с Фигнером хочу опередить неприятельскую армию и стараться вредить сколько возможно будет: Ваше превосходительство! Случай прекрасный истребить неприятеля… Оставьте все тягости, облегчите солдат, снимите с них ранцы и идите налегке, рассчитайте марши, может быть упредите и в Вязьме неприятеля…»

22 октября отряды Сеславина и Фигнера вместе с передовыми частями русской армии сражаются в окрестностях Вязьмы. Наступил вечер. Бой с противником, отошедшим под ударами русских к городу, продолжался. «Желая скорого окончания сражения… — вспоминал Сеславин, — я поехал в Вязьму, занятую неприятелем. Опрокинутые фуры, зарядные ящики препятствовали отступлению пехоты и артиллерии. Суматоха была большая, я ехал верхом навстречу (неприятелю. — А. В.), и никто не обратил на меня внимания. Выезжая из города, я нашел пехоту и артиллерию, стоявшими еще в грозном виде, занимая высоты. Я пришпорил моего серого Черкеса и, проскакав между колоннами и батареями, остановился вне ружейного выстрела. Сняв фуражку, махал ею с белым платком нашим войскам, державшим ружья у ноги… Несколько пуль, выпущенных из колонн неприятельских, мне не сделали вреда. Без повеления и команды все войска взяли ружья на перевес и двинулись прямо ко мне. Дошедши до меня, кричали: „Вот наш Георгий храбрый на белом коне!“ Неприятель дрогнул и перновцы, в голове которых был я… настигли неприятеля в улице, остановленного опрокинутыми фурами. Наши шли вперед по трупам неприятелей…»

После поражения при Вязьме неприятельская армия пала духом. Сотни и тысячи солдат Наполеона, изнуренные голодом и холодом, уставшие бороться, брели по заснеженной дороге за сохранившими еще порядок корпусами…

Неприятель продолжал отступление к Смоленску. Отряды Сеславина и Фигнера шли в непосредственной близости от левого фланга противника, препятствуя ему искать продовольствия с этой стороны. Несколько раз в день партизаны, обойдя неприятельские колонны, пересекали им дорогу и внезапно нападали. Пока враг принимал меры к отражению атаки, они «стелили дорогу французам пулями, пиками, саблями и, хуже всего, картечью из орудий. Все это дело нескольких минут, и лишь обращаются на нас, мы в шпоры, с дорог в лес или за гору в поле, и конечно, пускаемся вперед…. и опять истребим мосты, нападем навстречу на головы, на хвосты, день и ночь…» — свидетельствует Ксаверий Бискупский.

27 октября отряды Сеславина и Фигнера соединились с партией Давыдова, расположившейся в селе Дубосищи. Это была первая встреча знаменитых партизан. Позднее Давыдов, вспоминая о ней, напишет: «Сеславина я несравненно выше ставлю Фигнера и как воина, и как человека, ибо к военным качествам Фигнера он соединял строжайшую нравственность и изящное благородство чувств и мыслей. В личной же храбрости… он — Ахилл, тот Улисс». «Сеславин достойнее меня», — соглашался Фигнер.

…После сердечных приветствий Давыдов сообщил боевым товарищам о том, что на дороге, ведущей из Ельны в Смоленск, в селах Язвине, Ляхово и Долгомостье, стоят отряды из свежей дивизии генерала Бараге д’Илье. Обсудив ситуацию, партизаны решили воспользоваться разобщенностью неприятельских сил и атаковать один из отрядов — 2-тысячную бригаду генерала Ожеро в Ляхово. Но поскольку соединившиеся партии имели немногим более 1200 человек, то для участия в нападении был приглашен еще отряд Орлова-Денисова, находившийся поблизости.

На рассвете партизаны решительно атаковали неприятеля, к своему несчастью поздно заметившего их появление. Бой у Ляхова, в котором особенно отличились гусары и артиллеристы Сеславина, завершился капитуляцией отряда Ожеро. В плен сдались сам бригадный генерал, 60 офицеров и 2000 солдат.

Наступила морозная ночь. Обезоруженные колонны противника шли по дороге мимо рядов конных партизан, освещаемые заревом зажженного во время боя Ляхова. Пленные ругали «мороз, своего генерала, Россию, нас, — вспоминал Давыдов, — но слова Фигнера: filez, filez (пошел! пошел!) покрывали их нескромные выражения».