Словно в доказательство, взгляд Горста упал на стоящего у дороги Фельнигга – в новом мундире, среди шумной оравы штабистов: стоят и распекают молодого бедолагу-лейтенанта возле опрокинутой повозки с амуницией, оружием и почему-то полноразмерной арфой – все это валится из порванного тента как кишки из распоротой овцы.
– Генерал Фельнигг! – окликнул беспечно Горст. – Поздравляю с повышением!
«Трудно себе и представить пьяницу-педанта, который бы заслуживал этого менее всего». Мимолетно вспомнилось происшествие двух- или трехдневной давности, когда он по запальчивости чуть не вызвал тогда еще полковника Фельнигга на дуэль, да вот спасовал. Может, сбросить его в канаву, одной левой? «Хотя есть и иные дела».
– Благодарю вас, полковник Горст. Я хотел сказать, насколько я восхищен вашим…
Горст не стал даже тратиться на извинения, а просто протаранил штабную ораву Фельнигга – до недавнего штабистов Кроя – как лемех навоз, оставив их за спиной пыхтеть и кипятиться. «И ну вас всех к чертовой бабушке. Я свободен. Свободен!» Он подпрыгнул и ткнул кулаком воздух.
Даже раненые у обугленных ворот Осрунга выглядели довольными, и он хлопал их по плечам, бормотал слова ободрения. «Разделите мою радость, искалеченные и умирающие! У меня ее много!»
А вот и она, стоит среди них, раздает воду. Как богиня милосердия. «О, утоли мою боль». Он не боялся. Он знал, что делать.
– Финри! – окликнул он.
Прокашлявшись, повторил чуть ниже:
– Финри.
– Бремер? У вас вид… счастливый.
Она вопросительно подняла бровь, как будто улыбка на его лице была столь же неуместна, как, скажем, у лошади, камня или трупа. «Ну так привыкай к этой улыбке, потому что она уже не сойдет!»
– Я и вправду очень, очень счастлив. Я хотел сказать…
«Я люблю тебя».
– До свидания. Нынче вечером я возвращаюсь в Адую.
– В самом деле? И я тоже!
Как кулаком, ударило сердце.
– В смысле, сразу, как мужу полегчает настолько, что его можно будет перевезти.
И тут же камнем упало вниз.
– Но говорят, уже скоро.
Судя по виду, она довольна.
– Хорошо, хорошо.
«Чтоб его». Горст поймал себя на том, что стискивает кулак, и он заставил его разжаться. «Нет, нет, забудь его. Он ничто. Я победитель, и это мой момент триумфа».
– Утром я получил письмо от короля.
– Правда? И мы тоже! – выпалила она.
Она схватила Горста за руку, глаза ее сияли. Сердце у него снова подпрыгнуло, как будто это прикосновение было еще одним письмом от его величества.
– Гара восстанавливают в открытом совете.
Финри украдкой огляделась и прошептала сиплой скороговоркой:
– Его сделают лордом-губернатором Инглии!
Долгая неловкая пауза, чтобы это осмыслить. Как губка, набухающая в луже с мочой.
– Лорд-губернатором?
Солнце будто скрылось за тучами. Лицу уже не было так тепло.
– Я знаю. Наверное, будет парад.
– Парад.
«Шлюх». От прохладного ветра у Горста рябью пошла рубашка.
– Он его заслуживает.
«Верховодил на взорванном мосту и за это удостоен парада?»
– Вы его заслуживаете.
«А где же мой, драть его, парад?»
– А что в вашем письме?
«В моем письме? Этой пафосной на него пародии?»
– Да так… Король просил меня занять прежнюю должность Первого стража.
Радость с той минуты, как он вскрыл письмо, как-то иссякла. «Лорд-губернатор? О нет! Куда нам до лорд-губернатора. Так, держатель руки короля. Точнее, его хрена, когда он писает. Умоляю, ваше величество, не вытирайте задницу, позвольте это сделать мне!»
– Чудесная новость. – Финри улыбалась, будто все сложилось как нельзя лучше. – В конечном счете, война полна возможностей, какой бы ужасной она ни была.
«Какая преснятина. Мой триумф сведен на нет. А лавровый венок истлел».
– Я думал…
Улыбка покинула лицо Горста.
– Мой успех кажется теперь таким посредственным.
– Посредственным? Да что вы, нет, конечно. Я вовсе не…
– Значит, я никогда не буду достойным того, чего желаю?
Финри растерянно моргнула.
– Я…
– У меня никогда не будет вас.
Глаза у нее округлились.
– Вы… Что?
– У меня никогда не будет вас или подобной вам.
Щеки у нее вспыхнули пунцовым цветом.
– Так позвольте мне быть откровенным. Вы говорите, война ужасна?
Он шипел ей это прямо в испуганное лицо.
– А я говорю: хренота все это! Я, драть ее, обожаю войну!
Невысказанные слова из него так и лезли, выкипали. Сдерживать их он не мог, да и не хотел.
– В молчаливых двориках, гостиных и парках Адуи я – вздорная писклявая шутка. Ходячий каламбур. Угловатое ничтожество с фальцетом. Нелепый шут, клоун.
Он подался еще ближе, наслаждаясь тем, что она съежилась. «Лишь так она поймет, что я существую. Так будь что будет».
– Но на поле боя? На поле боя я – бог. Я люблю войну. Сталь, запах, трупы. По мне, так лучше бы их было больше. В первый день я в одиночку отогнал северян на броде. Один! На второй я взял мост. Я, а не кто-то! Вчера именно я взошел на Героев! У меня к войне страсть! Я… по мне, лучше бы она не прекращалась. Я желаю… желаю…