Герои

С каждым новым повтором число становилось все хуже. Каким-то особенно гадким. Слишком велико, чтобы схлестнуться без громадного для себя риска, и одновременно чересчур мелкое, чтобы… при выгодном расположении на местности и удачном сочетании рун… а что, может, и выгорит… Словом, слишком мелкое, чтобы просто удрать и не держать ответа перед Черным Доу, почему отступили. Сражаться меньшими силами проще, чем потом разъяснить Доу причину отхода.

– Вот черт.

Зобатый покосился на Трясучку и углядел, что тот целым глазом косится в ответ. Знает, собака, поскольку прикидывает то же самое и приходит к тому же выводу, только ему все равно, сколько людей у Зобатого поляжет за этот холм в грязь. А вот ему, Зобатому, не все равно. А с каких-то пор, может, еще не равней. Черствый со своими молодцами выбрались из реки, их замыкающие втянулись под побуревшие яблони между отлогим берегом и подножием холма. Не иначе, идут к Деткам.

Меж Героями показался Йон, запыхавшийся на подъеме, с большущей охапкой хвороста.

– Побродить пришлось, но вот насобирал… Что?

– К оружию! – рявкнул Брек.

– Черствый вернулся! – в тон ему добавил Атрок.

– Дерьмо!

Йон кучей бросил хворост, чуть на него не упав, и кинулся за снаряжением. «Ох уж этот клич, – подумалось Зобатому, – всякий раз сердце ёкает». Но такова доля вождя. Хочешь жребий полегче – ступай в плотники: риску там от силы отсеченный по неосторожности палец, но уж никак не жизнь товарища. Всю свою бытность воином Зобатый придерживался понятий о том, как надо поступать, даром что они устаревали. Принимаешь ту или иную сторону, находишь вождя, обзаводишься нужными людьми и тогда уже держишься за них, куда бы ни склонялась чаша весов. В свое время он стоял за Тридуба, пока того не сразил Девять Смертей. Потом Зобатый стал служить Бетоду и был с ним до конца. Теперь вот сражался за Черного Доу, который велел во что бы то ни стало удержать этот холм. Такая уж у воина планида. Приходит время, когда надо бросить руны, и в бой. Это единственно верное, что остается.

– Единственно верное, – процедил он сам себе.

А может, это сделал тот, кто все еще жил в нем под наслоением тревог, брюзжания и пустых грез о всяких там закатах; тот остроглазый ублюдок, что скорее пустил бы кровь всему Северу, чем отступил хоть на шаг; тот самый, что застрял у всех в зобу.

– К оружию! – прорычал он. – Шевелись! К бою!

Едва ли стоит напоминать, что вождю надо брать не только руками, но еще и горлом. Йон рылся по вьюкам, спешно доставая себе кольчугу, а Бреку панцирь. По другую сторону готовил к бою копье Скорри: напевая под нос, он стаскивал чехол из пропитанной мешковины с блестящего острия. Чудесница споро натягивала на лук тетиву, напевно тенькающую под сильными пальцами. Жужело все так же недвижно, сведя перед собой ладони, склонялся с закрытыми глазами над Отцом Мечей.

– Вождь, – Скорри кинул вождю меч на обшарпанном поясе.

– Благодарю, – сказал Зобатый.

Хотя на деле благодарности особо не чувствовал. Застегивал пояс, а в памяти вереницей проносились иные времена – яркие, лихие. А еще иной отряд, давно канувший в грязь, развеявшийся в прах. Мертвые, что это, как не близкая старость.

Дрофд с минуту растерянно озирался, то смыкая, то размыкая руки, пока не получил тумака от проходящей мимо Чудесницы; тогда он взялся неверными пальцами перебирать в колчане дротики.

– А ну, вождь, – Чудесница подала Зобатому щит.

Рука скользнула в лямку, кулак сжал ручку – все это привычно, как разношенный башмак на ноге.

– Спасибо.

Зобатый поглядел на Трясучку, который, скрестив руки на груди, наблюдал, как дюжина изготавливается к бою.

– Ну а ты, парень? В передний ряд?

Трясучка усмехнулся. Улыбка вышла кривой из-за шрама.

– Хоть передний, хоть какой, – сказал он и отошел к кострищу.

– Можно его прикончить, – жарким шепотом сказала Чудесница Зобатому на ухо. – Ну и что, что он весь из себя спесивый. Стрелу в шею, и готово.

– Он же здесь всего лишь с посланием.

– Ну так пристрелить этого посланника к чертям, не хороша разве мысль? – только наполовину в шутку сказала подручная. – Зато обратно везти послание некому будет.

– Здесь он или нет, у нас одна забота: удерживать Героев. Воинство мы или кто? Подумаешь, драчка – ничего, не обделаемся.

На этих словах Зобатый чуть не поперхнулся: сам-то он обделывался постоянно, особенно в запале боя.

– Драчка, говоришь? – зло переспросила Чудесница, вынув и затолкнув обратно в ножны тесак. – Это трое-то к одному? Да и так ли он нам нужен, этот бугор?

– И не трое к одному, а скорее два с половиной, – заметил Зобатый.

Как будто это меняло дело.

– Если подступит Союз, холм этот – ключ ко всей долине, – добавил он, убеждая больше себя, чем Чудесницу. – Так что лучше постоять за него сейчас, пока мы наверху, чем сдать, а потом пытаться отвоевать обратно. Так что решение это единственно верное.

Видя, что остроязыкая спутница открыла рот, Зобатый вскинул руку, пресекая возражения:

– Единственно! Верное!

– Ну, как знаешь, – строптиво выдохнула Чудесница, до боли стискивая ему руку. – Биться так биться.