Герой

Святослав слово сдержал. Городскую старшину, которая и приняла решение открыть ворота, никто и пальцем не тронул. Не обидели и тех, кто победнее. Хакан русов занял дворец патриарха, принял уверения в верности, попировал денек и отбыл покорять другие крепости. В Доростоле остался гарнизон: четыре большие сотни из гридней полоцкого князя под предводительством духаревского друга Устаха. С горожанами завоеватели обращались вежливо, сверх назначенного кормления ничего не требовали и даже поучили маленько сунувшихся в Доростол печенегов, после чего те отправились озоровать в другое место. Правда, в городе немного изменились законы и судья: судил теперь тысяцкий Устах. Судил строго и не по закону кесаря, а по варяжской правде. Зато взяток не брал, только виру.

Честность Святослава окупилась. Многие булгарские города и городки, узнав, что киевский князь держит слово, и не уверенные в своей способности отразить русов, последовали примеру Доростола. Придунайские крепости сдавались одна за другой. Они стояли, пока вокруг вилась легкая степная конница, а когда подходило главное войско русов с осадными машинами — сами открывали ворота. Будь в Булгарии крепкий кесарь, может, и поупирались бы, а так...

Воеводы уговаривали Святослава скорее идти на Преславу, но, вопреки собственному обычаю стремительных бросков и внезапных ударов, великий князь киевский не спешил. Занимал приречные крепости, организовал нечто вроде ставки в дунайском Переяславце, городке, к которому сходились многие торговые пути. Выжидал.

А между тем вся Булгария лежала перед русами как печеный лебедь на блюде. Бери и ешь.

Воеводы и союзные князья удивлялись. Пытались узнать, почему Святослав медлит. Но великий князь киевский отмалчивался. И всё больше времени проводил с патрикием Калокиром.

А через некоторое время кое-что выяснилось. На красивой ромейской галере к Святославу прибыли посланцы византийского кесаря Никифора Фоки.

О чем послы говорили с великим князем, неведомо. Но после их отбытия Святослав призвал двух воевод — Икмора и Щенкеля черниговского, велел поднять десять тысяч гридней и быстрым маршем идти к Преславе.

— Вы должны быть в Преславе раньше царевичей Бориса и Романа, сыновей Петра.

— Никифор их отпустил? — спросил Икмор. Всем компетентным лицам было известно, что царевичей держат при императорском дворе в качестве заложников.

— Отпустил.

Плохая новость. Сейчас в Булгарии — безвластие. К Сурсувулу доверия нет. Кесарь Петр — на смертном одре. Но его сын Борис — законный наследник. Вокруг него могут сплотиться враги русов.

Впрочем, разделять и властвовать — это как раз в духе византийской политики. А вот зачем сообщать русам об этой явно враждебной акции?

— Это что, послы ромейские тебе сказали? — Удивился Икмор.

— Послы-то как раз помалкивали, — ответил Святослав. — Но у Калокира среди посольских надежный человек имеется. От него и узнали.

— Что еще сообщил «надежный человек»? — спросил Икмор. — Как у кесаря ромейского дела в Азии?

— В Азии — хорошо. Там у него сильный воевода — Иоанн Цимисхий.

— Это плохо, — заметил Икмор.

— ... зато в Константинополе дела нехороши. Голодно в Константинополе. И недовольство среди смердов. Да и бояре ромейские ропщут от поборов кесарских. И всё равно, говорят, казна кесарская пуста.

— А вот это уже хорошо, — одобрил Икмор.

— ... но о казне послы сказали, — уточнил Святослав. — Мол, обнищали. Потому никак не может кесарь ромейский по достоинству меня одарить. А вот человек Калокира говорит: кесаревичам булгарским золото в дорогу нашлось. И жены для них нашлись — кесаревны ромейские, — Святослав недобро усмехнулся.

Воеводам неведомо, но князь знал: Ольга хотела для Ярополка невесту-кесаревну, — и ей было отказано.

— Большое войско с царевичами идет? — поинтересовался Икмор.

— Не думаю, что большое. Но Преславу оборонить — хватит.

— Да, Преслава — сильная крепость, — согласился Икмор. — Я так понял, княже: нам надо осадить город и не пропустить в него царевичей, верно?

— Нет, не верно! Ты как меня слушаешь? — сердито произнес Святослав. — Я сказал: войти в Преславу раньше царевичей!

— Не получится, — Икмор покачал головой. — Я преславские стены видел. Только воев погубим. Прости, батька, но я своих гридней с ровного поля на преславские стены не погоню. Надо в правильную осаду вставать. Пока машины подтянем, пока соберем, пока бреши пробьем или ворота завалим... Так и до осени можно провозиться.

— Верно воевода говорит! — тут же подпел Щенкель. — Не осилить нам, княже. Вон под Саркелом ты всем войском сколько дней простоял? А тут мы вдвоем. Преслава-то покрепче Саркела будет.

— Доростол — тоже, — напомнил Святослав. — Да и не вдвоем вы будете, а втроем.

— А третий — кто?

— Серегей.

— Разве он вернулся? — удивился Щенкель. — Дружина его здесь, а самого воеводу я с новолуния не видел.

— Я его в Преславу послал, — сказал Святослав.

— Как это? — удивился Щенкель. — Одного, что ли, без дружины?

Щенкель был отличным воином, но вне битвы соображал довольно медленно. А Икмор уже сделал выводы.