Герои без вести не пропадают. Книга вторая

– Тут есть еще один документик, – протянул секретарь своему начальнику зеленую бумажку. – В нем, кажется, содержится ответ на ваши вопросы.

Комендант взял бумажку и прочитал вслух:

– «Идеологической обработкой Владимира Турханова занималась медсестра фрау Штокман, член национал-социалистской партии с 1938 года. Ей удалось добиться согласия подопечного на добровольное поступление в татаро-башкирский легион «Волга-Урал». Фрау Штокман пропала без вести во время перелета на транспортном самолете люфтваффе из Варшавы в Краков». Подпись не разборчива. Странный документ, не правда ли, герр оберштурмбанфюрер? – спросил комендант.

– Для меня пока ясно одно: Турхановым до сих пор занимались не так, как надо было. Разве это серьезно, когда перевоспитание полковника поручается медицинской сестре? Мы займемся им сами. Когда он прибыл к нам? – спросил гестаповец.

Комендант вопросительно посмотрел на секретаря. Тот проверил по журналу.

– Неделю назад, – коротко ответил секретарь. – Мы поместили его в третий блок, в котором содержатся пленные офицеры.

– Черт возьми! – возмутился комендант. – Сколько потеряно дорогого времени!

– Не волнуйтесь, – успокоил его уполномоченный. – Свое мы все равно возьмем. То, что гнется, – согнем, то, что не гнется, – сломаем…

В то время, когда происходил этот разговор, Турханов лежал в третьем бараке, который немцы называли третьим блоком, и, глядя на грязный потолок, думал о своих делах. «Положение, как говорится, хуже и не придумаешь, – размышлял он. – Трудно в плену и простому солдату, а офицерам во сто крат труднее. Солдата фашисты могут избить, морить голодом, замучить непосильным трудом. Нас же, офицеров, кроме того, наверняка попытаются принудить к измене Родине, а тех, которые не пойдут на это, начнут пытать, калечить, пока не сожгут в крематории. Как избежать подобной судьбы?»

«Надо сопротивляться. Надо бороться. Надо бежать, наконец», – решил Турханов.

В третьем блоке жили те из пленных, которые, совершив сделку с совестью, согласились стать пособниками немцев. Немцы их называли младшими командирами, а военнопленные – капо. Среди них преобладали трусы и любители легкой жизни, у которых чувство ответственности либо вообще было недоразвито, либо начисто атрофировалось в плену. Ради лишнего куска хлеба и чечевичной похлебки, выдаваемой им сверх общей нормы для всех военнопленных, они шли на любую подлость: выдавали своих товарищей, избивали до смерти своих подчиненных, издевались над слабыми, доводя их до самоубийства. Это, так сказать, несознательные прислужники фашизма. Но среди капо были и сознательные враги. Раньше они, пока не представлялось возможным перейти на сторону врага, тайно ненавидели Советскую власть и делали мелкие гадости в виде нарушения дисциплины и порядка, а когда попали в плен, рьяно принялись помогать фашистам во всем, что, по их мнению, способствовало бы их победе. Эти в лагере долго не задерживались: после того как завоюют доверие, немцы их посылали в армию Власова или другие антисоветские военные формирования предателей. Попадаться в подчинение таких капо для большинства военнопленных было равносильно мучительной смерти.

Узнав о Турханове столько, сколько было известно лагерной администрации, они попытались спровоцировать его и вызвать на откровенность, чтобы передать своим хозяевам ценные данные о его настроениях и намерениях, но их постигла неудача. Полковник терпеливо выслушал их рассказы и сплетни о местных начальниках, но своего мнения не высказал, а отделался двумя-тремя ничего не значащими фразами, вроде: «Поживем – увидим» или «Проклятия овец волкам не- помеха…» Тогда предатели оставили его в покое. Правда, это вызвало досаду у истопника, с которым у Турханова с первого же дня сложились своеобразные отношения. Бывший рядовой хозвзвода, малограмотный деревенский паренек, попав в плен, впервые задумался о сложностях жизни. Он терпеливо выносил издевательства немецких прислужников. «Лишь бы выжить, тогда я с ними рассчитаюсь сполна. Будет и на нашей улице праздник», – утешал он сам себя, когда какой-нибудь капо ни за что ни про что надавал ему подзатыльников. Каким-то только ему известным чутьем угадал он в Турханове человека необыкновенного, который всей душой на стороне таких забитых людей, как он сам.

– Почему вы не дали им достойного отпора? – спросил он, когда с Турхановым остались наедине.

– У человека два уха и один язык. Это для того, чтобы слушал он больше, а говорил меньше. Запомни это, мой друг! – похлопал его по плечу полковник.

Истопник с удивлением посмотрел на него, а потом кончиками пальцев по очереди дотронулся до своих ушей и языка и засмеялся:

– А верно ведь!…

Когда Турханова вызвали к коменданту лагеря, этот малый вышел его провожать.