При слове «русские» он вспомнил Турханова. Утром его вместе с другими четырнадцатью арестантами, приговоренными к смерти, должны были направить в концлагерь. Конвоирование смертников происходило в особых условиях. Эсэсовцы с ними не церемонились, за любые мелкие нарушения порядка пристреливали на месте. Турханова могла постичь такая же участь. Это несомненно приведет к осложнениям. Ведь его ждут Томсон и Барух. «Надо избавить брата от лишних неприятностей»,– подумал Рудольф и схватился за телефонную трубку. Ответил ночной дежурный.
– Соедините меня с оберштурмбанфюрером Швайцером! – приказал шеф.
Не прошло и минуты, как в трубке послышался голос старшего следователя. Иммерман пожелал ему доброго утра и спросил о результатах ночного налета.
Бомбили заводы. На жилые районы упало всего три бомбы по полтонны. Есть убитые, раненые. Только что привели сигнальщика. Он пойман на месте преступления, приступили к допросу. О результатах доложу,– сообщил Швайцер.
Передайте его Кляйнмихелю, а сами займитесь Турхановым,– распорядился Иммерман.
Его отправили в Маутхаузен. Поезд ушел со станции пять минут назад. Как же быть? – опешил оберштурмбанфюрер.
Возьмите охрану и на легковой машине выезжайте на станцию Маутхаузен. Там дождитесь прибытия арестантского вагона, отделите Турханова .от других хефтлингов, посадите его в свою машину и под личной ответственностью доставьте в концлагерь. Об исполнении доложите мне по телефону прямо из лагеря.
Слушаюсь, герр штандартенфюрер. Будет сделано.
Желаю успеха!..
Дежурная машина гестапо, пугая ранних прохожих воем сирены, мчалась на предельной скорости, но, несмотря на это, Швайцер прибыл на станцию Маутхаузен с опозданием. Колонна заключенных уже миновала тот дом, из окна которого наблюдал Соколов за Турхановым. Догнав эту колонну, Швайцер вышел из машины и, предъявив свои документы, потребовал от начальника конвоя выдачи ему одного из хефтлингов по его указанию. Тот согласился и предложил найти нужного ему человека. Гестаповец назвал личный номер арестанта, и скоро Турханов очутился в дежурной машине гестапо между двумя , эсэсовцами, а колонна задыхающихся от быстрой ходьбы заключенных, сопровождаемая грубой бранью конвоиров и злобным лаем волкодавов, осталась где–то позади.
Владимир Александрович подумал, что в планах гестапо что–то изменилось и его повезут в Линц, но, выйдя на магистральную дорогу, широкой лентой растянувшуюся между поросшими лесом холмами живописного предгорья Австрийских Альп, машина свернула не налево, а ; помчалась в обратную сторону. Скоро крутой поворот. Свернув с основного шоссе, шофер повел автомобиль по ; довольно крутому склону горы, на вершине которой издали виднелась часть высокой каменной стены с красивой зубчатой башней. Турханов это строение сначала принял за один из средневековых феодальных замков, каких не мало" в Центральной Европе, но когда подъехали поближе, от такого предположения пришлось отказаться. По гребню стены была протянута колючая проволока в несколько рядов, а на площадках красивых башен установлены пулеметы, и возле них стояли солдаты в эсэсовских мундирах с изображением черепа и скрещенных костей на рукавах.
«Гитлеровский лагерь уничтожения Маутхаузен»,– догадался Турханов.
Шофер сбавил скорость, когда машина приблизилась к каменной арке между двумя зубчатыми башнями, на фасаде которой висел огромный чугунный орел со свастикой в когтях. Очевидно, для устрашения вновь прибывших к высокой стене из дикого камня по обеим сторонам ворот стальной цепью были прикованы два полураздетых человека в окровавленной полосатой одежде заключенных. Оба они висели, безжизненно запрокинув головы.
Пропуская машину на территорию лагеря, открылись и с лязгом закрылись железные ворота.
– В политабтайлюнг! – скомандовал Швайцер шоферу. – Для надлежащей обработки,– добавил он, глядя на Турханова.
Владимир Александрович сделал вид, что ничего не понял, но про себя подумал: «Неужели и смертников подвергают политической обработке?»
Однако сомнения на этот счет скоро рассеялись. Правда, политобработка тут оказалась весьма своеобразной. Швайцер сдал Турханова в руки местных конвоиров, которые привели его к дежурному.
Кто есть ты? – спросил тот на ломаном русском языке, ткнув Турханова кулаком в грудь.
Советский военнопленный полковник Турханов,– ответил Владимир Александрович.
За что арестован?
– За нежелание изменить своей Родине.
Отныне забудь, что ты – военнопленный. Ты есть обычный преступник – враг Германии. Здесь с тобой будут обращаться, как с любым преступником,– изрек эсэсовец.
Я протестую! – заявил Турханов, но дежурный не слушал его, обернулся к конвоирам и знаком приказал увести заключенного.
Подвергнуть особой обработке! – бросил он им вслед.
Те привели полковника к парикмахеру. Здесь машинками и бритвами снимают с тела всю растительность.
«Внешне оболванили меня,– подумал Турханов, ощупав наголо остриженную голову. – Но пока жив, внутренне все равно останусь человеком».