– Э–э, браток, – удивился немец. – Это не власовец, а настоящий красный. Видишь, сколько орденов нацепил. Вот это – орден Ленина, главный у них орден, а это – медаль «Золотая Звезда». Русские награждают ею своих героев.
Мартин распахнул полы кожаного пальто раненого и рукой пошарил по его груди.
– Глянь–ка, тут еще много наград. Вот повезло нам! Давай поделим их поровну. Золото пригодится нам, а героя, чтобы не жаловался, пристрелим, – предложил он.
– Можно и пристрелить, – согласился его напарник, но усомнился, когда увидел погоны русского. – Впрочем, нельзя спешить. Видишь, это не простой солдат, а полковник. Кто знает, может, он пригодится нашему командованию. Давай понесем его в перевязочную. Пусть там решат, что с ним делать.
– Как хочешь, – Проворчал Мартин.
После этого санитары тяжелораненого. Турханова (а это был он) положили на носилки и понесли в полевой госпиталь.
В хирургическом отделении немецкого госпиталя в ту ночь дежурили врач Флеминг и. медсестра Элизабет Штокман. Они должны были решить судьбу Турханова. Познакомимся с ними ближе.
В конце двадцатых и в первой половине тридцатых годов нашего столетия в медицинских журналах разных стран не раз появлялись сообщения о блестящих хирургических операциях на сердце и легких, сделанных знаменитым австрийским хирургом, профессором Венского университета, почетным членом королевского общества Великобритании, почетным академиком академий наук многих стран, доктором медицинских наук Эрихом Флемингом. Слава его росла вместе с числом спасенных им человеческих жизней. Его любили простые люди, уважали коллеги, им гордились австрийцы. Но начиная с 1938 года, когда Австрия насильственно была присоединена к фашистской Германии, неожиданно закатилась и его звезда.
Профессор Флеминг никогда не увлекался политикой. Более того, он был убежден в несовместимости политической деятельности с научной. Но после аншлюса, вопреки своему желанию, он очутился в гуще политических страстей. Началось это так. Нацисты предложили ему уволить из своей клиники всех врачей и медицинских сестер еврейской национальности. Он не подчинился, мотивируя тем, что своих помощников он подбирает не по национальному признаку, а по их деловым качествам. Фашисты настаивали на своем. Флеминг с негодованием отверг их требование, пригрозив отставкой, если не оставят его в покое. Как и можно было догадаться, в борьбе победителями вышли нацисты. Часть сотрудников Флеминга вскоре очутилась в концлагере, а остальные выехали за границу. С того момента непокладистого ученого стали называть «красным», не допускали его к участию в различных конференциях и симпозиумах, не выпускали в зарубежные страны и запретили принимать у себя коллег из других стран. О нем перестали писать в газетах и журналах, умышленно замалчивали его успехи и достижения в теории и практике хирургии. Ученого с мировым именем третировали на каждом шагу. Общество хирургов по настоянию фашистов не переизбрало его своим вице–президентом на очередной срок, но работы профессора не лишили, наоборот, даже добавили. Когда кто–нибудь из фашистских главарей нуждался в квалифицированном лечении, то старался попасть в клинику Флеминга, а не тех из его коллег, которые с легкостью необыкновенной приняли фашизм и в своей практической деятельности начали руководствоваться не наукой, а расистской теорией. Впрочем, это никого не удивляло: ведь даже самому убежденному гитлеровцу не хочется умереть, и, когда имеется выбор, он предпочитает лечиться у настоящего врача, пусть он даже будет антифашистом.
В 1939 году, когда Гитлер развязал вторую мировую войну, многие врачи Германии были мобилизованы в армию и работали в военных госпиталях. Доктор Флеминг оказался в их числе. Как и другим профессорам, ему присвоили звание полковника медицинской службы и назначили ординатором хирургического отделения одного из госпиталей. Тут он проработал почти четыре года. За это время он добился выдающихся успехов в области грудной хирургии. В руках этого изумительного мастера обыкновенный скальпель совершал чудеса. Благодаря неутомимой деятельности Флеминга не один десяток тяжелораненых, обреченных на верную гибель, остался в живых, а многие из них даже снова возвратились в строй. Если учесть, что на операционный стол к профессору Флемингу главным образом ложились высшие офицеры армии и флота, в спасении которых было особенно заинтересовано командование, то ценность Флеминга как хирурга приобретала особое значение. Поэтому, хотя он по–прежнему оставался чуждым нацистской идеологии и этого ни от кого не скрывал, руководители медицинского ведомства вплоть до последнего времени в открытый конфликт с ним не вступали. Но в 1944 году чаша терпения начальства переполнилась: антифашистские высказывания профессора были приравнены к пораженческой агитации, подрывающей боевой дух вермахта, и Флеминг очутился на восточном фронте.