Герои без вести не пропадают

— Крест ты получишь. Когда буду докладывать обергруппенфюреру о спасении Марианны, не забуду упомянуть и тебя.

И Конрад про себя подумал, что рано или поздно Он получит крест, но только не железный, о котором мечтает, а березовый.

Унтерштурмфюрер повел Кальтенберга в зал, где собрались работники больницы. При появлении эсэсовцев врачи и сестры поспешно поднялись на ноги. Худой и высокий старик в золотом пенсне, очевидно главный врач больницы, доложил по-немецки, что медперсонал в полном составе находится здесь, а все больные — в бомбоубежище.

— Из-за отсутствия тока вентиляция не работает, поэтому прошу больных долго не держать в душном бомбоубежище, — попросил он.

— С удовольствием исполняю вашу просьбу, — осклабился унтерштурмфюрер. — Генрих, возьми с собой трех эсэсманов, идите в бомбоубежище и швырните туда десяток гранат! — добавил он, обращаясь к молодому шарфюреру.

Тот поманил трех товарищей и хотел выйти, но старик в пенсне загородил им дорогу.

— Что вы делаете! — в ужасе закричал он. — Разве можно швырять гранаты в помещение, где находятся люди?

— Не только можно, но и нужно, — ответил ему шарфюрер. — Возиться с каждым по отдельности у нас нет времени, а гранаты сделают это быстро. Посторонись!

— Вы с ума сошли! — опешил старик. — Там есть люди, которых мы спасли от верной смерти, применив новейшие методы лечения, представляющие большой интерес для науки. Неужели наши труды пропадут даром?

— Убирайся с дороги! — толкнул старика эсэсовец.

— Нет, не пущу я вас к ним! — заслоняя дверь своим телом, закричал врач.

Шарфюрер вопросительно посмотрел на своего начальника. В ответ тот мигнул, и тут же прогремел выстрел. В следующую минуту четверо эсэсовцев, перешагнув через мертвое тело, вышли в соседнюю комнату. Скоро совсем близко начали рваться гранаты, а в промежутках между взрывами послышались крики людей, стон и плач, но человеческие голоса быстро умолкли, и наступила мертвая тишина. Кальтенберг посмотрел на людей в белых халатах. Все стояли, опустив головы. В их позах были отчаяние и обреченность. Многих трясло как в лихорадке. По щекам женщин катились слезы, а у пожилых мужчин беззвучно шевелились губы: то ли они проклинали, то ли шептали молитвы. Стоять перед этой толпой обреченных было невыносимо, и Конрад напомнил земляку о своей просьбе.

— Медсестра Марианна Бохеньская, подойдите ко мне! — крикнул тот.

Никто не вышел, и никто не откликнулся. Правда, Конрад заметил, как одна молодая женщина быстро спряталась за спины подружек. Унтерштурмфюрер повторил приказание.

— Марианны Бохеньской нет здесь! В нашей больнице такая не работает! отозвалась пожилая женщина.

Унтерштурмфюрер обернулся к Конраду:

— Может, ты попал не по адресу? А жаль, черт возьми, так хотелось помочь тебе! Ты ее в лицо не знаешь?

— Никогда не видел. Но мой приятель знает.

С этими словами Конрад вышел в коридор и скоро вернулся оттуда с Соколовым.

Марианна была здесь, но она боялась, что немцы будут издеваться над ней, поэтому и поспешила спрятаться. Теперь, увидев Соколова, она поняла, что здесь происходит. Глаза их встретились, и всякое сомнение исчезло…

— Марианна Бохеньская — это я! — смело подошла она к немцам.

— Вот и прекрасно! Чего же вы боялись, не откликнулись сразу? Если бы я знал, что вы родственница фон дем Баха, сам бы отвез вас к нему в Ожарув. Теперь это сделает мой друг Конрад. Но когда будете рассказывать ему, не забудьте упомянуть и мое имя.

Марианна хотя и не понимала, о чем идет речь, но, подбадриваемая взглядом Соколова, в знак согласия кивнула головой. Партизаны поспешили увести ее. Когда они проходили по пустынному переулку, Соколов посвятил девушку в свои планы. Узнав, что ее уведут в ту часть Варшавы, где нет немцев, Марианна попросила захватить и свою мать, которая осталась на улице Плоцкой, 29, в доме графа Бернацкого. Партизаны согласились, но пройти туда оказалось делом нелегким. Фашисты повсюду проводили массовые расстрелы, подрывали дома, поэтому приходилось то сворачивать на соседние улицы, то возвращаться назад. К намеченной цели они добрались только во второй половине дня. К этому времени дом Бернацких уже догорал, поблизости никого не было видно. Соколов хотел уже увести своих друзей, как вдруг из соседнего двора показались два власовца — старший лейтенант и рядовой. Они несли вдвоем свернутый в трубку огромный ковер. Партизаны старались пройти мимо, но старший лейтенант остановился и внимательно посмотрел на Соколова.

— Никак, капитан Астахов! — удивленно воскликнул, он. — Какой черт занес тебя в этот ад?

— Тот самый, который занес и тебя, — не вынимая руку из кармана, где у него лежал пистолет, ответил Соколов.

— Но ты же был в штабе армии, а не в бригаде Каминского?

— Мало ли где я был… Начальство послало меня сюда, посмотреть, чем вы занимаетесь. Вот и хожу с этим гаупштурмфюрером и любуюсь вашей работой, сказал Соколов, взглянув на дымящиеся развалины дворца Бернацкого.

— Дело рук моих ребят, — показал власовец на развалины. — Правда, ведь неплохо потрудились, канальи?