Характерная деталь, много говорящая о напряженности обстановки последних мирных дней: когда штаб руководства учением пришел на плавбазе «Эльбрус» в Одессу, командующий войсками Одесского военного округа генерал-полковник Я. Т. Черевиченко не смог лично встретить начальника ГМШ ввиду тревожного положения на границе, не позволявшего удалиться от средств связи. А когда встреча все же состоялась, командующий войсками округа познакомил гостей с «последними фактами вторжения иностранных самолетов в советское воздушное пространство», а также «с донесениями о наблюдаемом передвижении румыно-немецких войск за Дунаем и Прутом»{171}
.Информацию о том, что угроза нападения со стороны Германии нарастает, Ф. С. Октябрьский получал постоянно и от разведывательного отдела штаба флота. Его начальник полковник Д. Б. Намгаладзе все чаще докладывал о многочисленных фактах нарушения границы немецкими военными самолетами. Буквально за несколько дней до нападения разведотдел вскрыл факт сосредоточения германских транспортов в портах Румынии. Факт, незначительный с точки зрения гражданского человека, много говорил профессиональным морякам.
Не могли не насторожить и показания перебежчика, задержанного моряками Дунайской военной флотилии и настаивавшего на том, что Германия готовится к скорой войне с СССР{172}
. Конечно, будущий противник мог и специально забросить перебежчика в целях дезинформации — такой вариант не исключался, но вкупе с другими разведсведениями показания румына выглядели убедительно. Наконец, 21 июня полковник Д. Б. Намгаладзе доложил запись открытой передачи английского радио, в которой говорилось, что нападение Германии на Советский Союз ожидается в ночь на 22 июня.Напряженность обстановки нарастала, но, по признанию члена Военного совета флота Н. М. Кулакова, «у нас недоставало данных, чтобы во всем разобраться». При этом, как он утверждал в своих воспоминаниях, командование ЧФ отнюдь не было дезориентировано известным сообщением ТАСС от 14 июня 1941 г., в котором, как известно, ширившиеся слухи о близкой войне Германии против СССР объявлялись происками британской пропаганды. «Оно [сообщение ТАСС. —
Так совпало, что именно 14 июня началось описанное выше учение ЧФ совместно с частями Одесского военного округа. О том, что никакой деморализации сообщение ТАСС не внесло и обстановка, в которой проводились учения, отличалась неослабной бдительностью, «может дать представление такая деталь: был установлен особый сигнал, означавший, что учение прерывается и флот немедленно переходит на ту степень повышенной боевой готовности, какая будет назначена… Флагманам соединений и их заместителям по политчасти, — как вспоминал Н. М. Кулаков, — говорилось прямо: не исключено, что развитие событий заставит перейти от учения к боевым действиям…
Учение продолжалось по своему плану. На западном побережье Крымского полуострова был высажен десант. Хорошо показали себя морские летчики, подводники. Адмирал Исаков дал высокую оценку действиям кораблей и высадившейся дивизии. 18 июня учение закончилось, и корабли стали возвращаться в Севастополь. Разбор маневров планировался на 23 июня. Адмирал Исаков объявил, что задерживаться не может, и, поручив проведение разбора Военному совету флота, отбыл в Москву».
Возможно, кто-то из моряков и надеялся хотя бы на небольшую передышку, как это обычно бывает у людей, хорошо потрудившихся и честно выполнивших немалую работу. Однако Ф. С. Октябрьский, проконсультировавшись с наркомом и ГМШ, сохранил оперативную готовность № 2. А на следующий день из Москвы поступила директива наркома Кузнецова о введении такой степени готовности на всех флотах.
Субботний вечер 21 июня внешне мало отличался от обычного, предвыходного. Личному составу кораблей, свободному от вахты, были предоставлены отдых и увольнение на берег. «Выходов кораблей на боевую подготовку на следующий день не планировалось. В Доме флота давали концерт артисты московской эстрады…»{174}
Так начиналась война
Филипп Сергеевич Октябрьский оставался в служебном кабинете. С полным напряжением функционировали и дежурные структуры штаба флота.
Тревожное ожидание не обмануло. Примерно в 01.00 ночи Октябрьский получил телеграмму наркома ВМФ СССР о переводе флота на повышенную оперативную готовность. Краткий разговор с адмиралом Н. Г. Кузнецовым состоялся и по телефону.