Герои битвы за Крым

В Нью-Йорке делегация разделилась. Владимир и Николай вместе со студентами из других стран, участвовавшими в съезде, направились на восточное побережье. Людмила, сопровождаемая англичанами — летчиками Майлсом и Малдэном и голландцем лейтенантом морского флота Вольтере, — на западное.

Поездка растянулась почти на целый месяц. Ясно, что в этой мужской компании единственная девушка в новенькой, с иголочки форме, с наградами на груди привлекала в любой аудитории особое внимание. Американцы без преувеличения восхищались ею. «Девушку-снайпера, русскую героиню!» повсеместно встречали с большой помпой, как кинозвезду. Она успела побывать в Чикаго, Миннеаполисе, Денвере, Сиэтле, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе. Людмилу приветствовал Голливуд, где у нее состоялась встреча с Чарли Чаплином.

Именно в ходе той поездки состоялось едва ли не самое знаменитое публичное выступление Павличенко перед аудиторией, которая знала войну, если можно так сказать, дистанционно и не могла себе даже представить, что чувствует человек, когда его землю перепахивают вражеские бомбы и снаряды, когда у него на глазах гибнут родные и какие священные чувства мести рождаются от этого в сердце.

Митинг в Чикаго. «Я шагнула вперед, к микрофону, — писала Людмила Михайловна. — Перед сценой собралась изрядная толпа. Я отчетливо видела лица людей в первых ее рядах: в основном мужчин лет 30–40. Они довольно приветливо меня рассматривали и улыбались. Я начала с нескольких фраз о войне, что бушует сейчас в далекой от них России, потом сделала паузу и резко возвысила голос:

— Джентльмены! Мне двадцать пять лет. На фронте я уже успела уничтожить триста девять фашистских солдат и офицеров. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?..»^{416} Толпа молчала несколько секунд, слушая перевод. Потом на старинный парк обрушилась настоящая буря. Люди вопили, что-то скандировали, свистели, топали ногами, аплодировали. К эстраде бросились журналисты. Расталкивая репортеров, туда же устремились и те, кто хотел сделать взнос в фонд помощи СССР.

Голосом Людмилы говорила советская молодежь, не ведавшая пощады к вероломному врагу. Говорила убежденно, страстно. Сколько раз заокеанские журналисты пытались проверить ее на излом! Донимали вопросами: ее ли, молодой обаятельной женщины, дело — воевать? С какими чувствами она стреляет в людей? Как может хладнокровно, часами выслеживать солдата или офицера на «той» стороне с единственной целью — улучив момент, застрелить, уничтожить? Она отвечала просто: стреляла не в людей, а во врагов, незвано пришедших на нашу землю: «Я собиралась быть или учителем истории в средней школе, или научным сотрудником в библиотеке или в архиве. Вместо этого стала фронтовым снайпером, умелым охотником на людей, одетых в румынские и немецкие мундиры. Но зачем они пришли сюда, на мою землю, зачем заставили меня отказаться от моей мирной профессии?..»^{417}

Словам, да еще произнесенным, хотя и с внутренней страстью, но хладнокровно, так что и ожидать от молодой женщины было трудно, конечно, верили. Однако дотошной журналистской братии мало было слов, она хотела своими глазами увидеть стрелковое мастерство гостей.

«Почти всегда, когда мы с Людмилой посещали воинские части и подразделения, — вспоминал В. Н. Пчелинцев, — как бы случайно появлялся или автомат, или карабин, а иногда и винтовка. Этим «случайностям» мы поначалу не придавали особого значения. Однако, как только у меня или у Людмилы оказывалось в руках оружие, обязательно следовало предложение «испытать его», попросту говоря, недвусмысленно предлагали из него пострелять… Вежливая попытка вернуть оружие ни к чему не приводила — оружие снова возвращалось к нам в руки. Стало ясно, что наши новые друзья, и в первую очередь корреспондентская братия, упорно хотят удостовериться в нашей снайперской стрельбе… До них никак не доходило, что миловидная девушка в военной форме, которая совершает турне по их стране, действительно была способна уничтожить несколько сот нацистов. Высказать свои сомнения напрямую выглядело бы оскорбительным. Вот они и шли поэтому на разного рода «хитрости»^{418}.

Вообще говоря, трудно объяснить, почему мысль показать свое мастерство не пришла в голову самим ребятам, ведь это еще больше подняло бы их авторитет, сделало мнение об их профессионализме незыблемым, рассеяло бы нет-нет да и проскальзывавшие в печати предположения, что СССР послал на студенческий форум не героев войны, а обычных пропагандистов, одетых в военную форму. Тем более что продемонстрировать свое мастерство им было довольно просто — не летчики, не танкисты, чай, никакой сложной техники не надо, бери винтовку в руки — а недостатка в тирах и стрельбищах в Америке явно не было. Как ни странно, но «отшучивались» всю поездку, и лишь пару раз, в Чикаго и Вашингтоне, ситуация сложилась так, что все же пришлось защищать «честь мундира».