Герой. Бонни и Клайд: [Романы]

Гейл имела особое отношение к этой истории, поскольку человек, спасший рейс 104, за компанию был и ее спасителем. Если бы не он, она бы или умерла от отравления дымом, или сгорела в огне во время взрыва самолета. И, конечно, история о чудесном спасении пассажиров 104-го, поведанная красивой молодой женщиной с огромными темными серьезными глазами и рукой в гипсе, становилась куда привлекательней. Еще бы, ведь Гейл была непосредственным свидетелем этого происшествия, она сама рассказывала людям о том, как таинственный незнакомец спас ее от неминуемой смерти, поэтому неудивительно, что аудитория Гейл была загипнотизирована ее репортажами.

Телезрители слушали ее, не в силах оторваться от экранов телевизоров. Они с сочувственным трепетом внимали маленькому Ричи Флетчеру, со слезами на глазах повторявшему журналистам, как тот человек мужественно пообещал: «Я спасу твоего отца» и исчез в дымящемся самолете. Затаив дыхание, они снова и снова слушали рассказ Лесли Шугар о том, как она дежурила у запасного выхода, и незнакомый человек небольшого роста открыл дверь снаружи, вбежал в самолет и, не думая об опасности, вынес наружу трех раненых, одного за другим.

— Я очнулся в полевом госпитале, — говорил Фредди Мур со своей больничной койки, с забинтованной головой. — .Лесли, второй бортпроводник, рассказала мне, что этот человек подтащил меня к выходу. Я бы никогда не смог добраться туда, если бы не он.

Лесли, сидящая у его кровати, вторила Фредди:

— Эй, помогите этому парню, — сказал он. Дальше я помню, что он опять вернулся в самолет, в этот дым, в огонь…

Короткая вставка: мистер Смит в больничной палате:

— Я с трудом передвигался ползком и уже считал себя покойником. Но тут появился он и…

Потом вновь камера показала Гейл, всю в бинтах.

Чаки играл крупными планами, выхватывая то тяжелую повязку у нее на ноге, то пластырь на ее лице, то красивую руку, беспомощную теперь в гипсе. Все это было чрезвычайно трогательно, хотя и менее драматично, чем искренность, звучащая в ее голосе и в выражении ее глаз.

— Из темноты, из дыма и страха возник человек, чье имя нам неизвестно, человек, не одетый ни в какую форму, человек, который проявил образец храбрости…

Камера максимально приблизила к зрителям ее лицо, а затем на экране возник уже знаменитый образ — таинственный незнакомец, выходящий, словно средневековый святой, из огненного шара. Голос Гейл все еще звучал за кадром, но образ доминировал в пространстве — загадочный, совершенный, величественный. Незабываемый.

— Этот человек, не думая о себе, спасал других, рисковал собственной жизнью ради наших. Он где-то среди нас сейчас… и… где бы Вы ни были… я и другие уцелевшие с рейса 104 говорим Вам: Спасибо! Да благословит Вас Бог!

Телезрителей дрожь пробирала, когда они смотрели эту передачу. Замечательный материал. И Эвелин ла Плант дрожала, глядя в маленький телевизор на кухне; и Чик вздрагивал, следя за большим экраном в баре «Шэдоу Лоундж»; и Джой, как и остальные ребята из его класса, обалдел от восторга, когда к ним в классную комнату принесли телевизор, что случалось в очень особенных случаях и по очень особенным поводам. У Джона Баббера не было телевизора, но он слушал радиоприемник, который позаимствовал ему один из его бездомных приятелей.

Каждый слышавший эту историю — а таких были миллионы — реагировал на нее одинаково. Каждый чувствовал себя частью этой истории, как бы сроднился с ней, с ее героизмом и ее тайной. Репортажи Гейл смотрели в барах и парикмахерских, домах и ресторанах, тюрьмах и на лечебных курортах, — всюду, где только были телевизоры.

Единственным человеком, который не видел репортажей Гейл Гейли о чудесном спасении людей с рейса 104, был Берни ла Плант. Но ведь у Берни не было больше собственного телевизора.

Губы Дикинса подергивались, он мычал от удовольствия и даже улыбался, когда смотрел репортаж Гейл на экране монитора в своем офисе. Работа была замечательная во всех отношениях, а с профессиональной точки зрения она тянула еще на один «Серебряный микрофон». Еще недельку она продержится на всех каналах, а с развитием и того больше. У этой истории большое будущее.

Крутанувшись на стуле, Дикинс обернулся к Гейл.

— Совсем неплохо. Но если ты останешься в гипсе, сюжет будет еще занимательнее. Это же часть истории.

Гейл посмотрела на свою руку, аккуратно подвешенную на больничном эластичном бинте. Дикинс прав. Гипс был лишен величия и сексуальности, но тем не менее это был ее козырь.

В этот момент в офис вошел менеджер станции Уоллес.

— Телеканалы кушают всё, что мы им подаем,

— с удовлетворением сообщил ему Дикинс. — Теперь они вцепились в наш шестичасовой выпуск, хотят узнать, нашли мы того парня или нет. Мы прямо-таки общенациональные герои.

— Да, замечательно, — Уоллес во все глаза пялился на Гейл, любовно поглаживая черенок незажженной трубки. — Очень эмоциональный репортаж. Я просто влюбился. Ты в центре внимания.

— Нам следует больше внимания уделять ее гипсу, — предложил Дикинс.

Гейл покачала головой: