— Амазонка это, — откликнулась Энка мрачно. — Знаю я таких. Мы с ними однажды воевали, когда я еще стрелком правого борта служила. На мель сели, а эти стервы налетели всей сворой. Ограбить хотели, что ли… Хотя что с боевого корабля возьмешь? Еле продержались мы до прилива. Ногу мне еще прострелило. Вот! — Она задрала штанину, продемонстрировав желающим безобразный белый рубец.
— Силы Стихий! Какая небрежность! Кто же так закрывает раны?! — возмутился Аолен.
Девица усмехнулась:
— Дядька Гарсий, наш судовой лекарь. Как умел, так и залечил. На эттелийском флоте эльфы, знаешь ли, не служат, выбирать не приходится. Кто есть, тому и спасибо. — И напомнила злорадно: — Ты сам однажды у Хельги в ране кусок ножа забыл!
— И на старуху бывает проруха! Твое любимое изречение! — парировал эльф.
Амазонка оказалась дамой с норовом. Трагическая и напрасная гибель спутников ее не особенно огорчила. Зато известие о том, что на пути в Средневековье их, законных Избранников Судьбы, опередила шайка самозванцев-наемников, вознамерившихся украсть не им предназначенные подвиги, вызвало у девы благородное возмущение, которое она не сочла нужным скрывать.
В этой ситуации загадочно повела себя Энка. Аолен ожидал, что сильфида не останется в долгу и ухватится если не за свой меч, то по крайней мере за космы нахалки. Но та лишь тихо чему-то посмеивалась себе под нос.
Ни малейшей благодарности к своим спасителям Эфиселия не испытывала и сразу заявила, что продолжать путь вместе с ними отказывается. Правда, намерения ее изменились, как только она обнаружила, что уговаривать ее никто не собирается. Так что к побережью вышли уже вдесятером. Все это время южная воительница демонстративно держалась в стороне от новых спутников. Шла на несколько шагов впереди, хотя после ранения ей было нелегко выдерживать темп, питалась из собственных запасов, в беседы не вступала.
Августус, напротив, всячески старался продемонстрировать, что и от него может быть польза общему делу. Он почти не ныл, даже когда в очередной раз спотыкался и падая, добросовестно собирал хворост для костров и деликатно избегал разговоров о демонической природе Хельги.
Приключившейся переменой он был доволен. По принципу «из двух зол выбирают меньшее».
Необходимость участвовать в спасении Мира его не радовала. Но лучше, рассуждал он, делать это вместе с теми, у кого уже есть опыт в мероприятиях подобного рода. Слишком романтично настроенной и недостаточно практичной показалась ему предыдущая компания. Чересчур много рассуждали о подвигах и геройстве, о долге и предназначении — и слишком мало заботились о насущном. А с ним, Бандарохом, обходились так, словно не понимали, что он не из их числа и на великие свершения неспособен. Больше всего тяготило именно то, что должно было льстить. Его держали за равного, и, значит, нужно было соответствовать. А он знал, что не сможет. Не оправдает ничьих ожиданий, опозорится в первом же сражении и в лучшем случае будет постоянной обузой для своих героических соратников. А в худшем… Они ведь не догадываются, что его надо защищать, о нем надо заботиться, иначе он просто не выживет.
Зато старые знакомые не питают никаких иллюзий на его счет. И если постараться не особенно им докучать, чтоб не бросили посреди дороги на произвол судьбы (с них станется!), перспективы его становятся менее удручающими. Главное — доказать, что и он небезнадежен. Пусть и не уродился богатырем и по части магии не соперник демону-убийце, но есть одно неоспоримое достоинство, которого у него не отнять, — интеллект! Это тоже кое-чего стоит…
— Знаете, — рассуждал Августус, желая выказать свою прозорливость, — а ведь я сразу догадался, я один догадался, что мы, Избранники, — не единственные, кто проник в прошлое из нашего времени!
— Вот как? — поинтересовался Аолен из вежливости. — Каким же образом?
— Я заметил ваш след! — воодушевился магистр. — Нашел на дороге обрывок свежей буккенской газеты, в нее была завернута ваша еда…
— Стоп! — вдруг перебил Хельги, резко обернувшись. — Ты уверен, что это было уже в Средневековье?
— Уверен, — слегка удивленно подтвердил Августус. — А что?
— А то! У нас не было с собой никаких газет, тем более буккенских. Мы не стали бы заворачивать в них еду. Типографская краска содержит много свинца, а он ядовитый. Аолен ругается… Скажи, Аолен?
Изменившийся в лице эльф согласно кивал.
— Ты хочешь сказать… — начала сильфида.
— Что кроме покойных Избранников и нас сюда забрел кто-то еще, — завершила мысль Меридит. — Если только Бандарох не напутал со временем.
Как отнестись к этому выводу — радоваться, тревожиться или просто не придавать значения, — никто пока не знал. А очень скоро об этом и вовсе забыли, поглощенные более насущными проблемами.