Герои былых времен [HL]

Не она первая, не она последняя, кому суждено иметь детей, рассуждала самоуверенная амазонка. Время придет — родит по-быстрому, оставит на попечение какой-нибудь добропорядочной бездетной вдовы или профессиональной кормилицы, а сама продолжит свою миссию. Благо подвигов осталось совсем немного, всего три. Боги дадут — справится… Вот если бы еще не хотелось постоянно спать, и погода была бы получше, и денег бы побольше… Хотя теперь ей досталось девять отличных скакунов, подаренных графом Р'Анкваром. Продаст восемь лишних — вот и деньга на дорогу! Определенно боги к ней благоволят!..

Корнелия Каззеркана пользовала деревенская бабка, будущий бог так и не решился потратить немного силы на подопечного. Даже ради жизни любимого ученика он был не вправе рисковать судьбой Мира. Кстати, бабка справилась неплохо — кровь горлом больше не шла, осталось лишь легкое покашливание, — а ведь юноша уже шагнул одной ногой в Долину забвения. «Пожалуй, позднее, когда миссия будет выполнена, стоит обратить большее внимание на простое, примитивное колдовство ведьм-травниц, в нем определенно есть рациональное зерно» — так думал профессор по дороге на юг…

— Почему именно на юг, Учитель? — спрашивали ученики.

— Потому, — объяснял он терпеливо, — что не всякое место подходит для свершения задуманного. Можно сколько угодно лежать в могиле в обнимку с Граалем — богом все равно не станешь. Священный сосуд дарует бессмертие, но Силу нужно черпать из иных источников. Не один магический поток потребуется вобрать в себя, дабы переродиться из смертного в демона. Значит, погребение следует располагать там, где сходятся мощные потоки, — в узле Силы.

Один такой узел исчерпал Кальдориан. Другие разбросаны по всему свету. Смертному, даже зрящему в астрале, не дано увидеть их издали. Но ему, профессору, известно одно из заветных мест. В песках, в самом сердце злого Сехала, таится оно. Туда и лежит путь Странников. Долгий и тяжкий путь…

— Привет, дедуся! — помахала ручкой Энка. Она, как известно, умела вести себя вежливо.

Это был первый, кто встретился им на пути за последние полторы недели. Высокий, иссохший старик в ветхом рубище, похожем на белый могильный саван. Когда-то ткань была цветной, но выгорела за долгие годы. Да и сам старик казался каким-то обесцветившимся — бледная, тонкая кожа, обтягивающая острые кости, неопрятная, будто побитая молью борода, водянистые глаза с сероватыми белками, пронизанными сетью кровеносных сосудиков… Он был слишком стар, чтобы можно было с уверенностью сказать, к какому народу принадлежит. Скорее всего, он был человеком или кудианином, а может быть, и эльфом — даже в глубокой старости лицо его сохранило благородство черт.

Он брел по едва заметной тропке между деревьями, понурив седую голову и не глядя по сторонам. Он казался полностью поглощенным своими мыслями. Громкий окрик сильфиды заставил его вздрогнуть.

— Сгинь! Сгинь, морок! — Старик замахнулся клюкой. — Пропади пропадом!

Обронив палку, он воздел руки к небу, сложив пальцы охранными символами.

— Дед! Ты в своем уме?! Мы не мороки, мы из плоти и крови! — обиделась девица.

Старец опустил руки. Нагнулся за своей палкой. Потом приблизился, выставив ее вперед, будто слепой. И вдруг бесцеремонно ткнул Эдуарда в живот. Принц от неожиданности взвизгнул по-девчоночьи и отскочил.

— Верно, — пробормотал старик, — из плоти и крови твари… Живые… — И вдруг разрыдался в голос, упав на колени и спрятав лицо в ладонях.

Стало неловко.

— Нездоровый на голову, что ли? — испуганным шепотом предположил Орвуд. — Давайте уйдем, а? Боюсь я таких.

— Ни в коем случае! — возмутился эльф. — А вдруг он в беде?! Вдруг мы сможем помочь?! Надо узнать, что стряслось!

— Надо, — поддержала сильфида, но не из благородных побуждений, а из любопытства. — Дед, хорош выть, скажи путем, в чем проблема? — Такое с ней иногда случалось: в самый неподходящий момент вдруг вспоминала бурную юность и начинала выражаться донельзя вульгарно.

Аолен отогнал девицу в сторонку и стал расспрашивать сам:

— Скажите, почтенный, отчего вы плачете? Какая беда приключилась?

Старик отнял руки от лица и нараспев старчески дребезжащим голосом продекламировал:

…А все люди ушли поскорей,
Погасив в очагах своих пламя…
Только эхо забытых речей
Над пустыми летает домами,
Только мелкий и серенький дождь
Приминает уставшую пыль…
А в домах поселилась ложь,
А в садах поселилась гниль…
А наступит зима, и снег,
Заметет черноту ночей,
Будет тихо тянуться век,
Век печальный, забытый, ничей…

И умолк.

— Очень поэтично! — кивнул Хельги с иронией. — Но совершенно непонятно!

— Зато красиво сказано! — возразила сильфида. Она умела ценить искусство.

Меридит судила более строго:

— Ничего особенного. Обычный любительский стишок. На высокую поэзию не тянет.