Герои чужой войны (СИ)

Пока ждали Фарина, я выяснил, что в Росении все расы разговаривают на одном языке с небольшими различиями, и это несмотря на то, что и у эльфов, и у гномов есть своя письменность и куча разных языков с вариациями. Это как диалекты одного языка. Но как-то уже сложилось исторически, что за основу был взят язык людей. И традиция эта шла из погибшей от нашествия тойонов Атриды. Почему именно так — никто толком мне не объяснил, посоветовав обратиться к умным головам из университетов. Благо их тут хватало, даже с избытком.

Фарин вошел через четверть часа, медведем потоптался у порога, пока старшина кивком головы не показал ему место, куда он должен сесть. Гном примостился рядом со мной, а Венс, с трудом сохраняя серьезность, смотрел в пол. Еще расхохочется, а гномы такие обидчивые, что придется Фарину сидеть на гауптвахте еще сутки.

— Задание тебе, Фарин, — эльф кашлянул, — сегодня освобождаешься от караула. Нужно будет Коса подготовить к завтрашнему отъезду. Баня, прачка, одежда, брадобрей. И еще к Зайчихе отведи. Пусть парню голову вправит.

Фарин медленно покраснел. Борода его опять завибрировала от гнева. Он медленно привстал с лавки, однако, к моему удивлению, не стал топать ногами и орать. Вместо этого гном плюхнулся обратно и сразу сдулся. Оказывается, он умеет владеть собой.

— Может, мы пойдем? — предложил я.

Эльф кивнул головой. Уже на улице Фарин громко выругался на непонятном мне языке, подняв с крыши ошалевших от такой экспрессии небольшую стаю голубей.

— Это он специально сделал, — убежденно сказал гном, оглядываясь, — за вчерашнюю потасовку. Я уверен. Ладно, отправим тебя в город — переживу как-нибудь плохой день. Куда пойдем?

— Башню на место ставить, — решительно предложил я, — уже сил нет, болит, не переставая.

— Башню? — не понял гном.

Я постучал пальцем по голове.

— А-аа! — уважительно посмотрел на мой главный орган Фарин. — Дело серьезное, конечно. Идем до Зайчихи.

Зайчихой звали необъятную тетку с мощной грудью, ногами-тумбами и с такими сильными руками, что любой борец позавидовал бы, не говоря уже и о сумоистах. Но характер у нее оказался очень приятным. Она сначала прошлась по Фарину за вчерашний спектакль, о котором, как оказалось, уже знала вся База и смаковала его во всех подробностях. Благодаря бенефису гнома заодно узнали и обо мне. Зайчиха мазнула по моей физиономии взглядом, насмешливо сощурилась, словно прикидывала, что делать с таким странным типом.

— Садись на стул, найденыш, — грубоватым голосом сказала она, подталкивая меня к табурету, стоявшему возле печки в ее маленькой каморке. Я подчинился ее мягкой силе, вдыхая запахи сушеных трав, развешанных вдоль и поперек помещения на протянутых под потолком веревках. Настоящая ароматерапия и анестезия в одном флаконе получилась. Сразу наступило полное расслабление, а когда Зайчиха руками обхватила мою голову, сжала осторожно виски, даже застонал от удовольствия.

— Я еще ничего не сделала! — усмехнулась женщина. — Фарин, не стой за спиной. Дышишь как кабан на тропе! Мешаешь мне. Если хочешь — присядь на лавку. И дай мне вон ту тесьму на подоконнике!

Фарин безропотно выполнил указание, и удивительное дело, не стал уходить на улицу. Что-то его заинтересовало в действиях Зайчихи.

Целительница обмотала тесьмой мою голову, быстро сделала несколько меток краской, которую нанесла мизинцем, потом эту тесьму перевязала по-другому, обхватив ею подбородок и макушку. Снова что-то черканула.

— Ты головой ворота крепости выносил? — проворчала Зайчиха. — У тебя сильный сдвиг! Тошнит?

— Сначала сильно, а потом терпимо, — признался я, блаженствуя.

— Терпимо! — женщина сняла тесьму и внимательно изучила ее. — Молодые, шустрые, и совсем без мозгов! Уже хорошо, что не стал тянуть.

— Моя бабка тоже умела башню править, — ввернул новое для него словечко гном. Нифига себе, осваивает земной лексикон! — Брала полотенце и правила.

— Будет тебе полотенце, рыжий! — Зайчиха, кажется, не обратила внимания на странное слово. — Подай мне его, оно возле печки висит!

Фарин принес полотенце и отошел на исходную позицию. Целительница обернула его вокруг головы, примерилась и стала скручивать жгутом, причем так, что давление шло только на одну часть моей многострадальной черепушки. Потом остановилась и несколько раз ударила по жгуту. Закончив, сняла полотенце и кивнула на лавку:

— Полежи немного, только на правой стороне. А ты брысь! Хотя, тоже не мешало бы вправить твои мозги на место!

— Я тебя на улице подожду, — быстро сказал Фарин, и, топоча сапожищами, вышел на крыльцо.

— По-хорошему, надо еще попробовать, только завтра, — сказала женщина, присаживаясь на освободившийся стул.

— Меня завтра уже не будет здесь, — предупредил я, — старшина в город отправляет.

— Куда?

— Понял, что в Велиград.

— Тогда найдешь тетку Боровиху, передашь ей привет от меня. Скажешь, что надо закончить правку. Она поможет.

— Обязательно, — кивнул я, ощущая, как тупая, ноющая боль отступает, а благотворная расслабленность постепенно завладевает каждой клеточкой тела. Полнейшая нирвана! — Спасибо вам!