Ничто — ни банды Бичерахова, ни надвигающийся Деникин, ни турецкие наемники, грозящие ударом в спину, нет, ничто не представляло такой неотвратимой опасности, как тиф. По своему новому положению Михаил Левандовский лучше других знал — катастрофа неизбежна. Жалкие запасы военного снаряжения и медикаментов давно исчерпаны.
Тайны для Михаила не составляло и другое. То, что особенно раздражало, просто ставило в тупик. После побед в Грозном, Прохладной и Моздоке открылась связь с Россией через Астрахань. Ненадежная, трудная — 400 километров через безводную и почти пустынную степь, — но все-таки дорога в Россию. Тотчас же из Москвы, Петрограда, Тулы пошли транспорты с обмундированием, оружием, боеприпасами, автомобилями и мотоциклами. Сергей Миронович Киров, почти полгода назад командированный Терской областной партийной конференцией к правительству, к Ленину, действовал сверхэнергично. Все, что Мироныч экстренно посылал, благополучно доходило до Астрахани и здесь надежно застревало. Или с благословения Кавказско-Каспийского Реввоенсовета передавалось в другие руки.
Единственно, что захлестывающим потоком неслось из Астрахани, — раздраженные запросы, почему не выполняете приказов о большом наступлении на широком фронте.
Созданный в первых числах ноября Военный Совет Каспийско-Кавказского отдела[7]
Южного фронта продолжал — возможно из-за своей оторванности от театра военных действий и незнания обстановки — отказывать 11-й армии в самом необходимом. Если Орджоникидзе очень уж протестовал, возмущался и адресовал радиограммы Ленину (а вся связь поддерживалась по радио через Астрахань), какую-то кроху выделяли.При жизни Владимира Ильича — в 1922 году в тифлисской газете «Заря Востока» появилось свидетельство такого осведомленного и обязательного человека, как Александр Ильич Егоров: «Пожалуй, единственная из всех красных армий, бывшая XI армия стратегически и тактически находилась в самых плохих условиях. Без сколько-нибудь оборудованного тыла, без коммуникаций и средств связи, без гарантий на какую-либо безопасность — этих основных элементов войны…»
Когда положение стало совсем отчаянным, эту многострадальную армию поставили под начало Левандовского.
Из Пятигорска в Астрахань, из Астрахани в Москву телеграфисты шифром выстукивали: «Левандовский М. К. опытный военный специалист. На деле доказал свою преданность советской власти. Талантливый организатор». Если бы он был еще и волшебником!..
Сыпняк не давал ни пощады, ни отсрочки. В самую страшную вспышку эпидемии — 19 января 1919 года 11-я армия оставила Пятигорск. Следующей ночью под завывание метели, стоны тифозных и крики замерзающих голодных беженцев на станции Прохладной Серго обсуждал со штабом армии и руководителями Терской республики, как быть дальше.
Одни — за уход на Астрахань, другие — за то, чтобы оборонять Терек. У карты командарм Левандовский. По мере того как раскрывалось бедственное состояние армии и населения, все больше становилось приверженцев Астрахани.
Поднялся Серго. Никогда еще он не говорил с такой горячностью.
— Каково бы ни было положение, отход на Астрахань недопустим. Горским населением подобный отход будет принят как предательство, и мы политически умрем навсегда для Северного Кавказа… Никуда не отступать. Оставаться здесь и вместе с горцами защищаться на правом берегу Терека до того момента, пока мы не получим поддержки из России. Ленин нас не оставит.
До зари спорили, хрипло ругались, пили кипяток из солдатских баклажек. В конце концов так и решили — остаться на Тереке. Орджоникидзе тут же уехал в Осетию — там поднял мятеж полковник Угалык Цаликов. Левандовский принялся за новую диспозицию:
«Во что бы то ни стало удерживать в своих руках линию Зольская, Марьинская, Государственная, Курская, Степное… ни в коем случае не думая о дальнейшем отходе… Все старые кадетские окопы должны быть немедленно приспособлены к обороне».
Написал телеграмму «соседу», командующему 12-й армией:
«Ввиду критического положения настаиваем на немедленной присылке в Прохладную Ленинского или Московского полка».
Два или три дня Серго оставался в Осетии. С помощью почетных стариков очередная авантюра была ликвидирована почти без крови. Последнее, что до него дошло с фронта, — у Георгиевска окружена и наголову разбита кавалерийская дивизия белых. Взяты пленные, орудия…
От приподнятого настроения чрезвычайного комиссара следа не оставил Саша Гегечкори. Перехватил на улице во Владикавказе, ошеломил — Левандовский передал из Прохладной: армия ушла на Астрахань.
Армии уже не существовало. Вместо дивизий и полков тысячи измученных, больных, голодных, раздетых и разутых людей. Чтобы остаться в живых, надо пройти четыреста километров по звенящей от мороза степи, страшной в своей зимней бесприютности, бездомье, бескормице. Не военная дорога, отмеченная дымом костров, а смертный путь от горизонта до горизонта, усеянный обледенелыми трупами. Горами трупов.