Когда он учился в начальных классах, ему даже нравились некоторые предметы, в основном это были, конечно, рисование и физкультура, но порой естествознание и география заставляли его задуматься о мире вокруг. О том, как речная вода превращается в дождь, или какие диковинные звери обитают в тропических джунглях. Ему нравилось, когда его хвалили на уроках труда, он легко понимал чертежи, и поделки удавались на славу. Но после смерти мамы всем постепенно стало плевать на его успехи. Отца уже не интересовали его отметки А по труду и В по математике, он стал равнодушным и холодным. Сестра то и дело отмахивалась от него, не посмотрев даже на его рисунки, которые были вполне хороши для девятилетнего. Никто больше не читал ему сказки на ночь, не помогал учить стихи по литературе, не слушал его рассказы о спектакле, на который их водили с классом, не помогал ему строить форт из кубиков «Лего». Мир раскалывался на части вокруг него, но всем было плевать, никто этого не замечал. Тогда он стал хуже учиться, просто, потому что не было смысла делать что-либо хорошо, не было смысла стараться — всё равно никто не оценит. Не было смысла вести себя хорошо и слушаться старших. Он начал грубить учителям, прогуливать уроки и испробовал сотни всевозможных проказ и пакостей на своих педагогах и одноклассниках: петарды, кнопки, склеенные страницы классного журнала — всё это было невероятно весело и главное, безнаказанно. Учителя звонили его отцу, но он, как правило, был безразличен, и редко являлся в школу. А если уж и приходил выслушать жалобы наставников сына, то за его воспитание браться даже и не думал. Пьяную брань Теон пропускал мимо ушей, а отец уже на следующее утро забывал о том, что собирался повлиять на поведение сына, и вновь погружался в своё алкогольное забвение.
Сестра видимо, считала, что его воспитанием должен заниматься отец, поэтому не предпринимала никаких действий, чтобы вразумить брата. Ей вполне хватало и собственных забот. Учёба в университете, работа и поддержание хотя бы какого-то приемлемого уровня жизни дома — ей не доставало времени, чтобы наладить свою жизнь, не говоря уж о том, чтобы заниматься воспитанием брата. Ей самой к моменту полного разлада в семье, стукнуло лишь семнадцать лет. Все были живы, здоровы и не голодали, остальное её не слишком волновало. Отец же всё больше отстранялся от всего, замкнув свой мир в стеклянных гранях и алкогольных парах.
Постепенно Теон понял, что всё, что не запрещено, то разрешено. А запретов было не так уж много: запирать дверь на замок, когда уходишь из дома, выключать плиту, и не гулять до темноты. И вот, к десяти годам, не найдя должного внимания в семье (которого раньше ему хватало с избытком: мама очень любила и баловала младшего ребёнка), Теон получил его в другом окружении. Компания ребят постарше, которым были по душе его шутки и розыгрыши, с восторгом приняли его в свой коллектив. Учёбу он практический забросил, в его дневнике сплошь стояли оценки С, а постепенно он скатился к отметкам вроде D, E и F, а порой и G. По поведению же красовался стабильный неуд.
Новые друзья, что окружали Теона, любили не только повыводить из себя учителей, но также и позабавиться с учениками, потрясти с них денег, либо просто попинать младшеклассников было для них стандартным развлечением. Они учились на три класса старше, и Теон очень гордился, что у него такие взрослые друзья. Поначалу ему вовсе не нравилось, что его новые приятели издеваются над младшими и ребятами его возраста. Это совсем не походило на безобидные розыгрыши, что он устраивал одноклассникам. Он ничего не говорил, так как не хотел потерять друзей, да и боялся, что тогда они начнут смеяться над ним. Он делал вид, что ему очень весело, если кто-то из его друзей толкнул третьеклассника, и тот упал в лужу. А они, отобрав у него портфель, покидали все его тетради в эту же лужу, и тем самым довели его до слёз. Теон смеялся вместе со всеми и дразнил паренька. Он не хотел, чтобы новые друзья сочли его слабаком. Со временем он убедил себя, что это действительно весело. Теперь он уже и сам задирал младших и одногодок, тем более бояться было нечего. Если кто-то из них и пытался дать отпор, то расклад сил оказывался не в его пользу. Нападать толпой на одного было не страшно.