– Оттянуть конец мы сможем, – каркнул со своего места генерал Хайнрици, – а вот избежать его – нет. Не нам, смертным, тягаться с силой, которая согнала с неба люфтваффе, будто стаю надоедливой мошкары. Но фюреру этого докладывать не надо, потому что тогда он пришлет сюда командовать своих остолопов из СС, которые и без вмешательства пришельцев проиграют русским все сражения. Фюреру и в Ставку ОКХ необходимо доложить, что для подготовки нового наступления необходим ровно месяц и что неподготовленное наступление может окончиться катастрофой.
– В нынешних условиях, – заметил генерал Вейхс, – катастрофой может закончиться даже подготовленное наступление. Ведь никто из нас ни в малейшей степени не знает, какие еще джокеры припрятаны в рукавах у пришельцев и насколько хорошо большевику успеют обучить свои войска. Если большевики сумеют окружить и разгромить оторвавшуюся от пехоты подвижную группировку (точно так же, как был разгромлен бедняга Гудериан) то нас ждет очередной эпический провал, который станет началом быстрого конца, который наступит уже в самом ближайшем будущем, а не через год и тем более не через два. Как такие вещи делаются, они уже знают, тактика отработана во время разгрома того же Гудериана и при обороне Минска. Пока одна группировка русских будет ожесточенно сражаться с нашими роликами в районе Смоленска, защищая важный транспортный узел, одно или несколько их подвижных мотопехотных кампфгрупп вклинятся между роликами Германа и нашей пехотой, перехватывая пути снабжения. Чтобы избежать такого исхода, наши ролики должны либо плестись со скоростью пехоты, утрачивая все свои преимущества, либо пехота не должна отставать подвижных соединений, что невозможно в принципе. К тому же не забывайте, что, имея дело с пришельцами, мы попадаем в ситуацию, когда они, а значит, и большевики, знают о нас почти все, а мы о них почти ничего. В такой ситуации, при наличии у противника резервов и инициативного командующего, любое наступление на Восточном фронте выглядит как неоправданная авантюра.
– У определенных кругов, господа, – сказал фельдмаршал фон Клюге, понизив голос, – имеется веское подозрение, что ефрейтор, напуганный перспективой гибели всего своего любимого детища, решил повернуть войну так, чтобы в ее яростной бойне погиб весь немецкий народ до последнего человека. В Берлине говорят, что после того ужасного авианалета на Вильгельмштрассе пришельцы предъявили ему ультиматум. Или безоговорочная капитуляция с безусловным помилованием тех, кто не замешан в преднамеренных убийствах и истязаниях мирного населения, или война на уничтожение до последнего немецкого солдата. Есть подозрение, что он выбрал войну по второму варианту, решив воевать не до последнего солдата, а до последнего немца вообще…
– Это точно, Гюнтер? – так же тихо спросил генерал-полковник Штраус.
– Когда речь идет о ефрейторе, – ответил фон Клюге, – то нельзя ни в чем быть уверенным точно. Его же постоянно посещают разные озарения, которые в итоге оказываются бредовыми идеями. Нет, Боже упаси – я, конечно, не сторонник большевизма, но идея общепланетной империи, в которой немцы займут хотя бы второе место после русских, кажется мне вполне привлекательной.
– А как же Сталин и его большевики? – с едким сарказмом прокомментировал генерал Хайнрици, – неужели они допустят, чтобы мы заключили с пришельцами какое-то отдельное соглашение, и не потребуют от них нашего полного уничтожения?
– Знаете ли, Готхард, – с некоторой задумчивостью вместо фельдмаршала фон Клюге ответил генерал Максимилиан Вейхс, – есть обоснованные подозрения, что господин Сталин тоже капитулировал перед пришельцами ради получения помощи против нашего вторжения, только эта капитуляция была неявной и обставленной максимальным количеством реверансов, щадящих самолюбие этого горского дикаря. С кем пришельцы гарантированно не будут иметь дело – так это с теми из нас, кто запятнал себя репрессиями против мирного русского населения.
– Максимиллиан, – с интересом спросил генерал Штраус, – неужели вы слушаете агитационные передачи пришельцев?