Герой иного времени

Прохор Антонович стоял на позиции пушкинского Моцарта, что гений со злодейством несовместны, и логически развивал эту позицию, говоря: "Кому более дано, с того более и спросится. Как мог Лермонтов опускаться до мелкого разврата, склок и сплетничества, ежели он - гений? Тем самым он оскорблял и унижал свой Дар". Кюхенхельфер, в принципе осуждая дуэли, до некоторой степени оправдывал убийцу, говоря, что Лермонтову не хватило великодушия извиниться за гнусность и тем самым он не оставил несчастному Мартынову выбора. Или что ж - обычному человеку можно безропотно сносить от тебя оскорбления, коли ты гений?

Олег Львович на это сказал, что к людям нужно подходить с разной меркой. Рысак всегда будет стоить много дороже извозчичьей клячи, борзую ценят по скорости, а лягавую по остроте нюха.

- Человек - венец природы, а не лошадь и не собака! - закричал доктор.

- Это всего лишь определяет иной критерий оценки.

- Какой же, позвольте узнать?

- Очень простой. Один крадет у человечества, другой дает. И чем больше дает, тем выше ему цена. А кто одаряет человечество больше, нежели личность, наделенная Даром и щедро его расходующая? Почему же я должен с человека, так много для меня сделавшего, спрашивать строже, чем с какого-нибудь Мартынова? Наоборот, я буду к гению снисходителен и извиню все его слабости - из благодарности.

Кюхенхельфер презрительно скривился:

- Э, голубчик, вы, я гляжу, приверженец аристократической теории. Да будет вам известно, что она погребена по ту сторону 1789 года. И мы, нравится вам то или нет, движемся в сторону свободы, равенства и братства, когда у последнего нищего будет столько же прав, сколько у вельможи! И я говорю не только об аристократии крови!

- Я всегда думал, что права бесплатно не достаются, их надобно заслуживать или завоевывать, - молвил на это Олег Львович. - Таков закон и природы, и общества. - Он мирно заключил. - А впрочем, поживем - увидим, куда мы движемся.

Лучшего завершения для спора нельзя и придумать - обычно с таким выводом соглашаются все. Остался доволен и Прохор Антонович.

- Ну то-то, - сказал он с торжествующим видом. - Однако что ж мы всё умничаем. Не сыграть ли в карты?

- Не имею привычки, - развел руками Никитин. - С юности редкостно неудачлив во всем, что касается games of chance[8] - как в узком, так и в широком смысле. Иноземцов засмеялся:

- Так легко вы от него, сударь мой, не отделаетесь. Доктор у нас изобретатель новых карточных игр.

Тот уж доставал из кармана колоду - странную, с рисованными изображениями растений.

- Здесь удача почти не нужна, - начал объяснять он. - Только ум и расчет. Вот, извольте посмотреть: четыре отряда растений подразделяются каждый на восемь видов. Старшинство по количеству лепестков... Молодой человек, и вы присоединяйтесь.

Я уклонился, последовав примеру капитана - тот сказал, что в цветы эти он уже играл и безбожно продулся. Никитин же стал слушать инструкции. Вероятно, не хотел обидеть доктора. Возможно и другое: я приметил, что Олег Львович интересуется всем новоизобретенным, пусть бы даже и карточной игрой.

Они пересели к ломберному столику, вместо денег каждый положил перед собой кучку тыквенных семян, и пошла игра. Я остался вдвоем с моряком.

Сидеть без разговору было странно, притом я очень хорошо понимал, что Платона Платоновича мне не перемолчать. Он думал о чем-то своем, по временам поглядывая на меня с приятной улыбкой, как бы показывавшей, что он готов послушать, если я ему что-нибудь расскажу, но не будет возражать и против безмолвия.

Долее пяти минут я, однако, не выдержал. И, лишь бы что-то сказать, спросил:

- А позвольте спросить, отчего у вас во рту палочка?

- Привык к сигарам. Кубинским. Ничего иного курить не могу. Из-за каких-то таможенных раздоров с Испанией "гаваны" к ввозу на территорию империи воспрещены. У меня был запас, да в дороге чемодан украли - как раз где табак.

Отвечено было чётко, ясно, исчерпывающе. Мы опять умолкли.

- Ну и дрянь у вас карта, - громко подивился доктор. - Эк вам не везет!

Олег Львович сказал:

- Попробую выкрутиться. С хорошей картой выиграть - заслуга невеликая.

Мне пришло в голову спросить о Никитине. Любопытно было, когда и где они подружились. Быть может, в Сибири? Ведь корабли Российско-Американской компании ходят и к тем берегам.

Только я открыл рот, как Платон Платонович заговорил сам.

- Удивительного невезения человек Олег Львович. Он мне про это рассказывал, когда мы вместе в камере сидели.

"Вот оно что!" - подумал я, поглядев на капитана по-новому.

- Он это обосновывал логически, с точки зрения высшей справедливости. - Губы Иноземцова тронула сдержанная улыбка. - Свою невезучесть дефинировал как особую взыскательность судьбы. Человек сильный должен в любой шторм идти своим курсом, не ожидая попутного ветра.

- Вы тоже, как Олег Львович, были среди заговорщиков? - понизив голос, спросил я.