– Русские! – крикнул ему Эмархан. – Убить меня хотят! Беги, брат!
И нырнул в кусты. Ничего спросонья не понимая, Галбацы поднялся, выхватил кинжал, второй рукой дернул из-за спины пистолет.
Тут-то его и увидали ломящиеся через заросли казаки.
Расчет был безошибочный. Увидав в укромном месте горца с оружием, русские без лишних расспросов кинутся его вязать. А Галбацы не тот человек, чтоб им даться.
Взвел Эмархан курок своего длинноствольного пистолета, упер дуло меж веток, прицелился. Если аварец оплошает и даст себя обезоружить, надо уложить его наповал.
Однако не о том Эмархан тревожился.
Едва на поляну высыпали казаки, Галбацы без малейших колебаний выстрелил в первого, бросил дымящийся пистолет и той же рукой обнажил шашку, а вторая рука уже всаживала кинжал в грудь следующего врага.
В одно мгновение потеряв двух товарищей, казаки отшатнулись от сверкающего длинного клинка. Развернувшись, аварец побежал к кустам, прыгая то вправо, то влево. Вслед ему стреляли, но, несмотря на близкое расстояние, попасть не могли.
– Сюда, брат, сюда! – негромко позвал Эмархан.
И, когда абрек, услышав, бросился в его сторону, разрядил пистолет почти в упор.
Пуля попала в глаз. Галбацы, поди, и понять не успел, что убит.
Над рухнувшим навзничь телом собрались казаки.
– Ну, князь, выручил, – сказал урядник. – Ушел было, зверюга.
– Э, мать ваша, – заругался Эмархан, как ругаются русские офицеры. – Живым надо было! Упустили! Что я один мог? Только насмерть бить. А если их тут много? Вдруг еще где сидят? Майор Честноков знаешь?
– Так точно, как не знать. От них наш есаул всю инструхцию получил: где караулить и как.
– Надо майору реляция слать! Срочно!
Казачий начальник сдвинул выгоревшие на солнце брови.
– Зачем реляцию? Пошлю нарочного. Иль сам слетаю.
– Нельзя тебе пост бросать. Тут оставайтесь, мертвец стерегите! У мюридов своих мертвых не бросают. Если он не один был, остальные сюда придут! Садись, пиши реляция!
Грамотных урядников Эмархан от роду не встречал. По слогам читать – еще ладно, но писать начальству простой казак не обучен.
– Не письменный я… – зачесал урядник затылок. – Не умею…
– Э, что ты умеешь? Живьем взять не можешь, реляция не можешь! Ладно, сам напишу. Мой нукер доставит. Я ему велел холмы вокруг смотреть.
– Спасибо тебе, ваше благородие! Бог мне тебя послал! Отпиши всё, как было!
– Реза! Реза! – закричал Эмархан, приложив руку ко рту.
– Охой! – отозвался издалека верный помощник – нарочно отбежал.
Реляция писалась долго. Казаки с почтением смотрели, как на бумагу ложатся слова – каждое с завитушкой на конце (своим почерком Эмархан очень гордился). Но подойти сзади и заглядывать через плечо осмелился один Реза.
– Князь, – тихо спросил он на своем родном языке, которого в этих краях никто не знал. – Зачем так подробно пишешь? Разве не довольно сообщить, что аварец мертв?
– Учил мышонок волка, как зайцев ловить. – Эмархан сложил письмо. – Если коротко напишу, он в железный шкаф спрячет, потом против меня использует. Ну, а такое письмо ему только сжечь. Оно для него погибель. Скачи что есть мочи, он ждет. Гляди только, чтоб в чужие руки не попало.
– Ты мудр, я не стою грязи под твоим сапогом, – поклонился Реза. – Письмо это кроме того, кому надо, никто не увидит.
Он был хоть и жирный, но когда нужно – шустрее барса. Несколько мгновений спустя на дороге один пыльный столб остался.
Эмархан достал золотые часы, напоминание о былом богатстве. Двадцать минут пополудни. Через полчаса или около того письмо будет у Иванываныча.
Работа выполнена безукоризненно. Можно выкурить трубку.
Он сел на мертвого аварца, чтоб не пачкать черкеску. И вообще – приятно чувствовать под собой труп врага. Так и табак вдвое слаще.
Урядник тоже закурил.
– Эх, станичников жалко… Однако не зря головы сложили. Верно я говорю, ваше благородие? Я так понимаю, будет нам от начальства награда?
– Будет, как не быть, – подтвердил Эмархан.
Никитин
За день до того, как в Серноводске ожидался военный министр, Олег Львович Никитин битый час был занят непривычным для себя делом – вертелся перед зеркалом. Бороду, в которой седых волос пока было меньше, чем светлых, перед экспедицией в Канлырой он выкрасил в белый цвет, чтоб походить на почтенного аксыра, а по возвращении в лоно цивилизации сбрил. Но этим перемены во внешности не исчерпались. Для соответствия офицерскому званию пришлось остричь волосы и подравнять усы. Ну и, естественно, поменять всю одежду. Полный комплект обмундирования новоиспеченному прапорщику преподнес в подарок доктор Прохор Антонович – у него как раз скончался один пациент, штабс-капитан того же полка и схожей с Никитиным комплекции. Довольно было поменять эполеты.