Герой из героев. Дело привычки

– Любой, кто забудет, что он часть единого, будет наказан, – суровым громким голосом произнёс Координатор третьей ступени – управляющий нашей Обителью. – Наказан изгнанием в низшие.

Тогда-то мы и увидели, что предстояло нашим прочим сверстникам. Видимо в воспитательных целях обращали их напоказ перед новыми учениками. А затем мы, невероятно перепуганные, молча покинули внешний двор. Впервые прошли за вторые ворота. Отныне нам, избранным, предстояло жить в крепости, пусть и на нижних её этажах. Я боязливо сжимал руками чёрную рясу, ступая босыми пятками по коридору. И на чистом глянцевом полу оставались грязные следы моих ног.

– Сейчас вы пойдёте в купальню, – пояснил один из неофитов, которому мэтр доверил присмотреть за новичками. – Отмоетесь и переоденетесь. Старую одежду бросайте в корзины. Она вам больше не понадобится.

Так и произошло. И наверняка вшам в моих волосах это ой как не понравилось. Мне то уж точно показалось очень неприятным не чувствовать пыль и пот на коже. Они как будто толстая броня защищали меня. А нас ещё и заставили обтирать тела тряпками до скрипа. Очень противно на тот момент было. Помню, как я суматошно напялил на себя большущую рясу, радуясь избавлению от пытки наготой, и тихонько спрятал меж её складок сверкающую пряжку.

– Почему ты не обуваешься? – строго спросил неофит, когда все остальные надели свои сандалии.

Я растерялся и поглядел на свои широкие огрубевшие ступни. У меня никогда не было обуви. Но мне было легче умереть, чем признаться в своём неумении обуваться!

– Давай помогу.

Неофит присел и дотронулся до моей ноги. До моей ноги! Знающие меня прочие уставились во все глаза, ожидая драку. Я и правда трясся, стараясь сдержать порыв вцепиться в льняные волосы и выдрать их с корнями, сдирая скальп…

– Вот так. Со вторым справишься?

О! Этот неофит и не знал, что был в шаге от какого-либо увечья. Я терпеть не мог прикосновений к себе. Они доводили меня до безумия.

– Угу.

Отодвигаясь назад, я самостоятельно занялся хитроумными ремешками. Получилось. Но идти стало совсем неудобно. Ноги спотыкались. Я ощущал себя столь же беззащитным, как и когда меня, бьющегося в жаре лихорадки, вынесли из ритуальной комнаты после стирания памяти. Мне было столь же плохо, как и тогда, когда во время долгих рвотных позывов, полнейшего помутнения сознания и судорог лихорадки мне настойчиво желалось увидеть свет… который довелось узреть совсем не скоро.