Кашель был услышан.
Портьера откинулась, и у окна показалась Лили, освещенная нежным светом луны.
На ней был голубой шелковый, отделанный кружевами, пеньюар, длинные золотистые волосы были распущены и имели вид золотой мантии.
Нежная, но страстная улыбка играла на ее прелестных губках, а глаза не только блестели, но даже искрились. В них чувствовалось нетерпение, страсть и желание.
Они красноречиво выдавали душевное настроение их обладательницы.
Эти-то глаза первые выразили Савину то, что он потом услышал из уст Лили.
Вскочить, осторожно, без шума, в окно, было делом одной секунды, и Николай Герасимович очутился в объятиях молодой женщины.
Долго он не мог вырваться из этих объятий, долго он целовал пахучие нежные волосы и эти страстные, притянувшие его глаза.
Молодая женщина говорила уже не о симпатии, а о любви, и эти слова звучали так нежно и страстно.
Ожидаемый от Лили ответ, за которым он пришел, был получен, однако, не на словах только…
Рано утром Николай Герасимович осторожно пробрался снова в свою комнату.
XXI
Разочарование
Прошло несколько месяцев.
Николай Герасимович и Лили объехали почти всю Италию, побывали в Венеции, Флоренции, Риме и Палермо и поселились наконец в Неаполе, куда приехали в начале декабря, предполагая прожить в нем до конца весны и возвратиться в Париж к открытию сезона.
Жили они в небольшой, но очень хорошенькой вилле, расположенной на берегу моря, в конце Киаи, по дороге в Базилит.
Савин нанял эту виллу, по настоянию Лили, которой надоела жизнь в гостиницах во время странствования по Италии.
Ей хотелось устроить, как она выражалась, свое гнездышко.
Николай Герасимович, конечно, с радостью исполнил ее желание и нанял на полгода хорошенькую виллу, окруженную садом из апельсиновых и лавровых деревьев.
Внутри она была очень мило отделана и меблирована, так что с небольшими, сделанными по указанию Лили, переделками, их новое жилище обратилось действительно в то уютное гнездышко, о котором мечтала молодая женщина.
Прислуга у них была итальянская, за исключением горничной Лили – Антуанетты, которую она привезла из Парижа.
Первое время по приезде в Неаполь, они жили жизнью иностранцев-туристов, жаждущих все видеть, везде побывать.
Любопытного в Неаполе и его окрестностях – пропасть, и Савин, как хорошо уже знакомый со всеми достопримечательностями этого прелестного города, мог служить прекрасным чичероне для своей милой спутницы.
Ему помогали в этом и его неаполитанские друзья: князья Кассоно, Пиньятелли и другие.
В первое пребывание его в Неаполе он составил себе довольно обширный круг знакомства среди местной «золотой молодежи».
Эта-то молодежь стала бывать у них, всячески развлекая и занимая Лили.
Ее все чествовали, баловали, исполняя все ее малейшие прихоти и затеи.
Почти ежедневно устраивались катанья, осмотр музеев, разных достопримечательностей, поездка в интересные и очаровательные окрестности Неаполя, на Везувий, в Помпею, Соренто, остров Капри и другие.
В благодарность за любезность друзей, Николай Герасимович и Лили часто устраивали для них обеды, вечеринки, а также приглашали в ложу в театр, куда ездили почти ежедневно.
Время летело быстро и незаметно.
Савин был счастлив, счастлив безусловно, но увы, это, к сожалению, продолжалось недолго.
Наступило роковое время анализа, и у Николая Герасимовича раскрылись глаза.
То, что он увидел, охладило его чувство, или, лучше сказать, уничтожило ту полноту его, при которой он только и понимал чувство.
Увлекшись, влюбившись в Лили, он предался этой любви со всею силою своего необузданного характера. Ему не приходило даже в голову, куда доведет его эта любовь и сколько она продолжится.
Да и к чему ему было знать это?
Он любил Лили и, видимо, был любим ею – этого ему было вполне достаточно.
Конечно, Лили его тоже любила, но любовью своеобразной.
Ее любовь к нему была скорее порывами страсти, капризом, чем настоящей истинной любовью.
Первое время он не замечал, не понимал этого, но мало-помалу он ознакомился ближе с душевными свойствами, характером и темпераментом молодой женщины, начал вникать в ее оригинальную натуру и к ужасу своему убедился, что они друг друга не понимают, а главное любят друг друга совершенно различно.
Лили была бесспорно умна, и ум ее проявлялся в остроумии и насмешках, при полном отсутствии логики.
При этом она была страшною кокеткою и любила всюду во всем оттенять свою красоту и грацию.
Кокетство было для нее какой-то потребностью, она не могла без него обойтись, от него удержаться и этим часто шокировала Савина.
Она была существо чисто внешнее, декоративное, не находящее успокоения ни в тихой жизни, ни в блаженстве взаимной любви.
Николай Герасимович пришел к страшному убеждению, что она любила его ради удовольствия и смотрела на любовь, как на чувственный порыв, как на потребность насыщения, но не как на возвышенное чувство.
Любовь была для нее только одним из многих удовольствий.
Она относилась к Николаю Герасимовичу не искренно, как к другу, а пылко и страстно, как к любовнику.