Из воспоминаний Эрлены Сергеевны: «Мой отец, узнав о ранении Н. Ф. Ватутина, примчался в госпиталь и вошёл к нему в палату. Увидев генерала Ватутина, понял, что не скоро увидит своего командующего. Николай Фёдорович в беседе высказал сожаление, что он не совсем достойно отметил отца наградой за взятие Киева. „Будь осторожен, — напутствовал Ватутин отца. — Верховный верит в тебя“». Это была их последняя встреча.
Началась Проскурово-Черновицкая наступательная операция. Войска продвинулись вперёд до 350 километров. Это была уже другая война. С новым командующим Варенцов сработался быстро. Во-первых, Жуков и Варенцов уже давно знали друг друга. Заместитель по артиллерии денно и нощно занимался своими войсками. Во время планирования операций высказывал дельные предложения. Во время боёв крепко держал в руках нити управления. Трудолюбивых, талантливых и исполнительных подчинённых Жуков любил.
В мае 1944 года Г. К. Жуков был отозван в распоряжение Ставки. В командование войсками 1-го Украинского фронта вступил маршал И. С. Конев. Началось планирование предстоящей наступательной операции по разгрому противника в Прикарпатье и освобождению Западной Украины. Основные усилия ударной группировки фронта сосредоточивались на Львовском и Рава-Русском направлениях. Где-то там, западнее Львова, лежит городок Яворов, где Варенцова застало 22 июня 1941 года. Где он принял свой первый бой. Ключ от квартиры во Львове Варенцов сохранил и носил с собой как верный залог того, что рано или поздно он туда вернётся. Он, артиллерист Красной армии, возвращался во Львов уже не с артиллерией стрелкового корпуса, а с артиллерией целого фронта. Львовско-Сандомирская наступательная операция принесла войскам 1-го Украинского фронта новую победу: нанесено серьёзное поражение группе армий «Северная Украина», её соединения отброшены за Вислу и Карпаты, передовые части форсировали Вислу и захватили в районе города Сандомира выгодный плацдарм. Новый комфронта сразу оценил выдающиеся способности своего командующего артиллерией. Впоследствии Иван Степанович не раз с теплотой отзывался о бывшем своём подчинённом как о верном фронтовом товарище.
Карпатско-Дуклинская наступательная операция была во многом необычной. Боевые действия проходили в холмистой, гористой местности. Из воспоминаний Эрлены Сергеевны: «В сентябре 1944 года в ходе Карпатско-Дуклинской операции на „Виллис“ отца совершил наезд один из танков, выдвигавшихся на рубеж перехода в атаку. Все, кто был в машине, спрыгнули, но папа не успел, а только смог сдвинуться и наклониться. Танкисты шли в бой с закрытыми люками, поэтому наблюдение через триплексы было ограниченным. Папа чудом остался в живых, но последствия оказались очень тяжёлыми. Сломаны рёбра, сжаты лёгкие, разбиты кости таза… Когда я приехала в госпиталь, то увидела: от горла до ног — сплошной гипс. Мама улетела с папой в Москву, в госпиталь имени П. В. Мандрыки. Предстояла очень серьёзная операция. А я осталась во Львове.
К большому нашему горю, несчастья для нашей семьи не закончились. Привезли гроб с моей старшей сестрой Ниной и сообщение, что она покончила жизнь самоубийством. Я попросила не открывать гроб, я не могла увидеть её мёртвой. Похоронила Нину на Львовском кладбище. Проплакала всю ночь, хотя с начала войны не проронила ни слезинки. Солдаты и офицеры отдали её вещевой мешок и маленький чемоданчик. Когда я открыла мешок, я увидела её шёлковый белый в тёмных клетках шарфик, но он был весь в крови, так, как будто она прикладывала к ране. Почему же прислали документ, что она застрелилась?! Что-то не так?! Меня этот вопрос мучил много лет. И только в 1971 г., после смерти папы, я случайно узнала правду.
Я послала письмо родителям в Москву, рассказала в нём, что произошло с нашей любимой Ниной. Мама прочла письмо отцу, он ещё не вставал. Папа сразу потерял сознание. Это было 9 октября 1944 года. Когда врачи приводили отца в сознание, мама стояла в коридоре, плакала и держала в руках письмо. К ней подходит раненый офицер, читает, сочувствует. Они поговорили и разошлись. Это был Олег Владимирович Пеньковский. Так состоялось знакомство моих родителей с Пеньковским.
Родителям тоже сообщили, что Нина покончила жизнь самоубийством.
Разумеется, никакого самоубийства не было. Просто в армии шла проверка тыловиков, а Нина, общаясь с ними, многое знала. Уже позже, когда я работала врачом в Центральной поликлинике ВВС Минобороны СССР в Москве, ко мне подошла незнакомая женщина. „Вы Варенцова? — спросила она. — Я ведь закрывала вашей сестре глаза, когда она умирала“. Эта женщина работала медсестрой в госпитале, в котором лежала Нина с тяжёлой ангиной. Всё шло к выздоровлению. В это время уезжали на фронт подлечившие свои раны лётчики, знакомые Нины. Они пригласили её проводить их, но сначала отметить это событие по русскому обычаю перед уходом на фронт.