Герой легенды (СИ)

А последним указом Первый Свидетель, не иначе, решил проявить заботу о столь щедрой к нему казне — так, как он эту заботу понимал. Указ предусматривал увеличение налогов с торговцев, ремесленников, а также пошлины с крестьян, привозящих излишки урожая на городской рынок. Вернее, не увеличение, а… установление. Именно такая формулировка использовалась в указе. К примеру: «с сегодняшнего дня налог на кожевенников устанавливается в размере» таком-то. Эти слова полагалось выкрикивать глашатаям на площадях и перекрестках. Налог не «увеличился», налог «устанавливался». А насколько менялся, особенно в какую сторону — касаться этого щекотливого вопроса прилюдно не полагалось.

И устанавливается налог, как говорится в указе, «властью и высшей волей правителя города, Огненосного Герта». То есть понятно, кого возблагодарят горожане за такую непрошеную перемену, внесенную в их жизнь.

В заключении Первый Свидетель пообещал, что в случае бунта, в случае недовольства народа выросшими налогами он и вся эта братия в белых плащах будет всецело на стороне Огненосного. Проповедуя на каждом перекрестке, что уж если сам Шайнма не пожалел сил и самой жизни, придя на помощь людям, то и люди не вправе жалеть всего лишь презренный металл на благие дела.

А если к началу бунта удастся набрать более-менее значительное число Витязей Солнца, разливался соловьем Первый Свидетель, то помощь правителю будет выражаться не только в проповедях. Подсластил, что называется, хотя бы одну из какашек, которые Огненосному предстояло проглотить. В очередной раз.

Потому и любил Герт вечерние упражнения с оружием. Тратя телесные силы, он восстанавливал душевный покой. И снова, хоть ненадолго, мог почувствовать себя не игрушкой, не орудием в чужих руках, а мужчиной. Воином. Воплощением силы, которая только и значит что-то в этом суровом мире. Тем, кто одним взмахом меча, топора или копья способен решить, чью угодно судьбу — и кто не позволит никому решать за себя.

Да, предшественники Герта такими и были — сами решающими все и за себя, и за других. Они основали это поселение, разросшееся до города, и железной рукой принудили его к повиновению. Века, нет, тысячелетия поднимали они свой народ против диких соседей, рвавшихся в эти земли, почитаемые легендарным миром для праведников, богатым и безопасным, защищенным даже от отвратительных Маждулов.

Это они, прежние правители города, покоряли окрестности, мало-помалу расширяя подвластные земли, принося на них порядок и безопасность. Они откликались на зов о помощи вчерашних врагов, прозябавших в дикости. Они вели рати в походы, чтобы стрелами сбросить гнусные отродья Тьмы с оскверненных ими небес и уже на земле добить топорами, мечами и палицами. И спасенные, запуганные дикари с благодарностью склонялись перед властью города и его правителей.

Наверное, единственного города в мире. Других, во всяком случае, предшественникам Герта не встречалось даже в самых дальних походах.

А потом, с какого-то не очень давнего времени походы сделались слишком дальними. Уж очень широко город раздвинул границы своих владений — чтобы достичь дальнего рубежа войску понадобится не один месяц. Не один месяц пылить по земле, месить ногами грязь, плутать по лесам. На эти месяцы в городе станет меньше рабочих рук, ведь не дружиной же единой силен город. Большинство участников похода составляли ополченцы из тех же трудяг, завербовавшиеся ради славы и заработка… или загнанные в ряды славного воинства, если правитель объявлял рекрутский набор.

Слишком долго… и слишком дорого. Ведь эту кучу народа в течение всего времени похода нужно кормить, ополченцам платить жалованье, не говоря уж про вооружение.

И потому мало-помалу, без прилюдных заявлений на сей счет, правители города пришли к малоутешительному выводу: расширять границы дальше ни к чему. Некого покорять, незачем тратиться, спеша на выручку очередной Маждуловой сыти — не стоит эта овчинка выделки. И воевать не с кем. Тягаться на равных с городом, находящимся под покровительством Хаода и Шайнмы, в этом мире некому.

Гораздо полезнее торговать и обустраиваться. Прокладывая дороги, распахивая поля, строя дома. Ну и обращать подданных в истинную веру, разумеется. А что правитель? Правитель, чьи предки были воинами? А он… так… просто рука с печатью, опускающаяся на свитки указов, составленных грамотными, умными людьми. Куда как более умными, чем он сам.

Выпад, несложный с виду маневр и снова удар. На миг Герт представил, как опускает топор на голову Первому Свидетелю, как бронзовое лезвие раскраивает этому старикашке череп, мимоходом пронзая мозг — такой мудрый, полный великих знаний… и такой уязвимый. Как все тело Первого Свидетеля от макушки до паха разваливается надвое как полено при колке дров. И падает в лужу собственной крови, заливающей безупречную белизну плаща.