То был этакий лабиринт из дощатых лотков, заваленных мешками с зерном, овощами и фруктами, рыбой и кусками мяса; завешанных тканями и готовыми предметами одежды. Продавали здесь и живую скотину: коровы, козы и овцы стояли, привязанные к специально выделенным столбам, равнодушно поглядывали на толпящихся вокруг покупателей и время от времени подавали голос, словно напоминая о себе.
Кто-то торговался у лотка с одеждой. Причем сам торгаш, не желавший уступать ни грошика, имел вид оскорбленной невинности, будто королевские мантии продавал, а не простые домотканые штаны и рубашки.
Кто-то не покупал, а просто смеялся в голос… не иначе как над торговцем мясом, чей товар успела присмотреть для себя явно неплатежеспособная дворняга. И незаметно стянула с прилавка кусок, лежавший поближе к краю. Точнее, заметить-то ее торгаш заметил. Но только в последний момент, когда поздно было что-то предпринимать. Только и осталось, что шугнуть дворнягу палкой, а затем ею же замахнуться на ту компанию подростков, что восприняли произошедшее, как веселую комедию.
— А ну пшли вон! Бездельники! — сопроводил торговец свой жест такими словами. И юные весельчаки послушно удалились… впрочем, с подчеркнутой неспешностью да под собственный незатихающий смех.
А вот некий крестьянин продавал корову. Скептика-покупателя убеждая, что скотина эта не тощая, но стройная. И вовсе не старая, но просто порода у нее такая.
В общем, жизнь на рынке била ключом. И оставалось только постараться не утонуть в водах этого ключа. Сделать хотя бы это лично Сене казалось задачей не из легких. Уж очень мелкой величиной он себя ощущал на фоне толпы, заполонившей рыночную площадь — даже с парой телохранителей. Коих хотя бы не потерять среди людского сборища уже казалось чудом.
А ведь следовало еще привлечь к себе внимание всего этого человечьего моря. Но как это сделать, не имея под рукой мегафона, под ногами — трибуны, а поблизости — призов и подарков, на которые толпа бы обязательно клюнула?
Оставалось довольствоваться подручными средствами. В прямом смысле — то есть, руками, метающими молнии. Точнее, одной рукой; от второй, раненой, толку было мало.
Не хватало только повода пустить ее в ход. Да так, чтоб никто из торговцев, покупателей и просто прохожих-зевак не пострадал.
Остановившись сам и велев остановиться воинам из дружины, Сеня озирался по сторонам, пока людская река равнодушно обтекала всех троих — этакий скалистый остров. Наконец, Сеня приметил ворону, которой приспичило прогуляться по крыше одного из лотков. Вскинул руку; молния, даже при свете дня свернувшая ярко, прорезала воздух над головами заполонивших рынок людей.
Уже одно это заставило смолкнуть и остановиться хотя бы ближайших к Сене прохожих. Когда же подбитая молнией птица свалилась с крыши лотка и шлепнулась наземь кверху лапами, сначала замер, выпучив глаза, сидевший за этим лотком продавец. Затем и его покупатели, а также соседи по торговому ряду… их покупатели умолкли и застыли, глядя на свалившуюся, словно с небес ворону. А потом даже те, кому ни молния, ни подбитая ворона в поле зрения не попали, один за другим останавливались в нерешительности, потому что аналогичным образом поступали ближайшие к ним люди — стадный инстинкт рулил. Оставалось надеяться, что никто при этом не заорет «пожар!».
Не заорали. Напротив, словно волна тишины, экзистенциальная противоположность взрывной волны, поползла по рынку. Умолкали разговоры прохожих и покупателей, затихали призывные выкрики торгашей. Привычный для этого места шумовой фон неуклонно слабел.
— Колдун… колдовство! — затем прошелестел кто-то в толпе, и это слово, «колдовство» тоже не преминуло отправиться в прогулку по устам посетителей рынка.
А те из них, кто был к Сене ближе всех, повернули к нему лица с выражениями мрачной настороженности.
— Слушайте, люди! — выкрикнул тогда Сеня во весь голос, заглушая блуждавший по толпе ропот «колдун… колдовство», — не колдун я! Но Шайнма, посланник Хаода.
С этими словами он забрался на какой-то ящик, лежавший возле одного из лотков и, достав зажигалку, левой рукой с третьей попытки выщелкнул из нее огонек.
— Видите! — кричал он, поднимая над головой руку с зажигалкой и с досадой понимая, что видеть этот маленький огонек способны немногие. Особенно при свете дня.
К счастью, в экипировку воина дружины, как оказалось, входил небольшой факел, привязанный к поясу вместе с ножнами. И факел этот один из воинов, данный Сене в сопровождение, с готовностью подставил под огонек зажигалки.
Мгновение; единственное прикосновение руки того, кто назвался Шайнмой — и факел вспыхнул под восторженные вздохи стоявших рядом людей. Затем, погасив и спрятав зажигалку, Сеня взял факел из рук воина и, стоя на ящике, легонько размахивал им над головой.
— Видите! Видите! — кричал он, — только Хаод мог дать мне власть над своей стихией. Над огнем, способным сжечь любое отродье Тьмы как связку сухих дров!
— Шайнма… Шайнма… — зашелестело в толпе.