Герои Малахова кургана

– Что ж, бросить его отсюда в погреб, – спрашивает он, – или нести?

– Госпожа сказала: несите!

– Да ведь он мертвый! Не все ли равно? А нам меньше хлопот!

Они бросают зуава на первую ступень лестницы, сильно толкают его ногой, прислушиваются, как он катится со ступеньки на ступеньку, и уходят, замкнув дверь двойным замком. Тогда происходит что-то необычайное. Едва труп коснулся ступеней, он съеживается, насколько ему позволяет сеть, руки пружинят, спина горбится, голова уходит в плечи для того, чтобы смягчить толчки и избежать увечья.

Что значит это? Удар кинжалом в грудь… агония… конвульсии.

Значит, Сорви-голова не умер?

Это необъяснимо, удивительно, но это так.

Он жив, но чувствует себя неважно, очутившись в темноте, внизу каменной лестницы, торжественно скатившись по всем ступенькам. Ушибленный, контуженный, он добрую четверть часа лежит на сыром полу подвала, собираясь с мыслями, едва дыша, но довольный, что избежал смерти.

Отдохнув немного, он прежде всего старается освободить одну руку, потом другую, наконец снимает с себя сеть.

Ноги зуава связаны толстой веревкой, которая врезается ему в кожу. Он пытается развязать узлы и бормочет:

– Баста! Я не в силах!

Бедный Сорви-голова! После всех событий ему простительно прийти в отчаяние.

Вдруг он облегченно вздыхает – его рука нащупывает штык. У него не отняли оружия, вероятно, потому, что не заметили его под густыми складками сети.

Жан достает штык и разрезает веревки. Наконец-то он свободен! Положив правую руку на грудь, он чувствует что-то мокрое…

– Кровь! Черт возьми! Я ранен… Если бы не мой крапод, сын моего отца отправился бы в далекий путь, откуда не возвращаются!

Что такое этот спасительный крапод? Просто кожаный мешок с отделениями, в котором зуавы хранят свои драгоценности: деньги, бумаги, драгоценные камни. Это плоский вышитый мешок в виде портмоне, который они носят под рубашкой на груди, повесив на шее.

У каждого зуава есть такой мешок, более или менее богатый сообразно состоянию его финансов.

Мешок Жана очень плотный и объемистый, к счастью для своего хозяина. Дама в черном так усердно вонзила свой кинжал, что он прорезал мешок в нескольких местах, бумаги, проник довольно глубоко в мускулы груди и сделал на ней глубокую, но не опасную царапину. Еще немного, и стилет воткнулся бы в сердце или легкое, и Сорви-голова погиб бы безвозвратно!

Но философствовать Жану некогда, он умирает от голода и усталости.

У храброго солдата хватает сил ползком удалиться от лестницы. Ощупав стену, Жан встает, делает несколько шагов, падает и засыпает глубоким сном.

Он просыпается от голода и жажды. Наступил день. Слабый луч света проникает в отдушину и неясно освещает подвал. Огромнейший подвал! Сотни бочонков стоят симметричными рядами.

Сон подкрепил Жана, вернул ему энергию и силу. Неунывающий зуав смотрит на линию бочонков и говорит:

– Вот лекарство от жажды! Посмотрим! – И протыкает штыком отверстие в одном из бочонков. – Странно! Вино не льется! Что это такое? – Жан нащупывает зернистое сухое вещество, кладет щепотку на язык.

Ба! Знакомый вкус!

– Порох! Черт возьми! – ворчит Жан, припоминая слова дамы в черном: «бочонки на месте?» И другую фразу: «он взлетит на воздух со всеми другими!»

– Так эти бочки с порохом должны взлететь на воздух! Этот подвал представляет из себя гигантскую мину, от взрыва которой разлетится вдребезги замок и его гости – начальники французской армии! А! Низкий заговор подготовлен опытной рукой!

Сорви-голова дрожит от гнева и ужаса при мысли о катастрофе.

Несмотря на все его негодование, жажда продолжает мучить его. Он атакует второй бочонок, энергично протыкая его штыком. Вино льется ручьем. Сорви-голова прикладывает губы к отверстию и с наслаждением тянет крымский нектар, свежий, нежный, душистый, который подкрепляет и воскрешает его. Жажда утолена. Но голод сжимает все внутренности. Жан берет горсть земли, затыкает ею отверстие в бочке и бредет по подвалу. В конце его он останавливается. Сильный запах ветчины кружит ему голову. На крюках подвешено несколько окороков.

– Вот это прекрасно! – говорит Сорви-голова, снимает один окорок, отрезает от него большой кусок и ест с каннибальской жадностью.

Хорошо закусив и выпив, Сорви-голова вернул всю свою бодрость и силу и снова стал прежним – отважным неустрашимым солдатом, которого трудно смутить и испугать. Что ему делать теперь? Конечно, помешать во что бы то ни стало ужасному заговору! Для начала Сорви-голова решается быть осторожным. Осторожность не принадлежит к числу его добродетелей, но особенно ценна в людях его темперамента.

Он садится на бочку и размышляет.

– Да, надо быть осторожным. Сорви-голова, милый мальчик, будь осторожен! Дама в черном хитра, как все арабские племена вместе, и не остановится ни перед чем. Она привела меня за собой в засаду, под выстрелы, направила меня сюда, к замку, поймала в сети, как карася, и угостила кинжалом! Славная женщина!