Герои Малахова кургана

Бокамп, стоявший на нем, также падает, но Сорви-голова, вместо того чтобы упасть, поднимается вверх, влекомый неведомой силой, болтая руками и ногами, как бы желая защищаться и протестовать. Что же случилось? В тот момент, когда Понтис падает, а Сорви-голова касается рукой амбразуры, около пушки показывается русский, огромного роста, с длинным железным крюком в руке, который он держит за деревянную рукоятку. Он опускает крюк и цепляет им за складки шальвар и за пояс зуава.

Сорви-голова чувствует, что его поднимают вверх, барахтается некоторое время между небом и землей. Потом чьи-то могучие руки втаскивают его в амбразуру. Он отбивается как лев и кричит:

– Ко мне, адский патруль! Ко мне! Зуавы! Ко мне!

Проклиная и ругаясь, он раздает здоровые удары кулаками, дерется за десятерых. Его валят, связывают ноги. Он продолжает рычать, кусаться, драться.

Тогда человек, поднявший его на крючке, прикладывает пистолет к виску Сорви-головы и спокойно говорит по-французски:

– Вы – мой пленник! Сдавайтесь, или я убью вас. Мне будет очень жаль, если придется сделать это, потому что вы – один из удивительнейших храбрецов!

– Сдаться? Это ужасно! Я опозорен. Лучше убейте меня! – бормочет Сорви-голова и хочет сорвать с груди свой крест.

– Я понимаю ваше отчаяние, – тихо говорит русский, – никто больше меня не удивляется вашему мужеству… но война! Придется покориться! Пусть этот крест – награда вашей доблести – останется у вас на груди. Его чтут здесь так же, как у вас!

Эти добрые, полные достоинства слова производят сильное впечатление на зуава. Гнев его утихает.

– Врагу… такому великодушному, снисходительному… я сдаюсь… без всяких условий! – говорит Сорви-голова дрожащим голосом.

Русский помогает ему встать и, протягивая руку, говорит:

– Я – Павел Михайлович, майор главного штаба и командир гвардейского полка!

Зуав пожимает его руку и отвечает:

– Я – сержант Сорви-голова! Господин майор, в ответ на вашу дружбу, которой вы меня почтили, примите выражение моей глубокой симпатии и уважения!

ГЛАВА III

Отступление. – Раненые. – Дама в черном и Понтис. – В лазарете. – Изнанки славы. – Ампутация. – Героическая твердость. – Награда. – Визит генерала. – Самоотверженность Розы.

В тот момент, когда Сорви-голова был поднят вверх на крючке, дама в черном, тяжело раненная, падает вниз, прямо на капрала-трубача.

Соленый Клюв, не имея времени посторониться, наклоняется, подставляя спину.

Бух! Дама в черном падает на него, как бомба. Обыкновенный человек сплющился бы от такого удара, но этот маленький худой нервный парижанин сделан из стали. Он пружинит ногами, раненая падает на землю и лежит как мертвая.

– Уф! Славно! – говорит трубач, тяжело вздыхая. – Слава Богу, я крепко сшит!

Он поднимает голову и видит, что Сорви-голову втаскивают в амбразуру.

– Вот несчастье! Сорви-голова взят! – бормочет трубач и замечает Понтиса, пытающегося ползти на руках и коленях, подтягивая свою изуродованную ногу.

– Гром и молния! Тебе худо! Ко мне, товарищи, сюда! – кричит Соленый Клюв.

Прибегает Буффарик, окровавленный, в дыму.

– Что случилось?

– Ах, сержант… Наш Сорви-голова!

– Я видел… ничего не поделаешь… Бедняга!

– Помоги мне отнести Понтиса… не оставлять же его русским!

– Вали его мне на спину!

– Спасибо, сержант, спасибо, Соленый Клюв, – едва слышно бормочет раненый.

– Я-то кого понесу? – спрашивает трубач.

– Даму… тащи ее на спине!

– Ну, стоит ли тащить эту злодейку… она со своими гранатами – причина всего зла!

– Трубач – а дурак! Делай, что говорят, – отвечает Буффарик, – у нас осталось две минуты времени. Трубят отступление! Не то придут русские… Я пойду вперед, понесу Понтиса, ты следуй за мной по пятам с дамой на спине. Если русские начнут стрелять, она будет твоим щитом… габионом из мяса и костей!

– Сержант, вы хитрец из хитрецов!

– Ладно, взвали мне на спину товарища… ах, бедняга, тяжело ему… Теперь бери даму – и в путь!

Тяжело нагруженные, оба солдата продвигаются вперед, минуя воронки, габионы, насыпи, и спокойно идут под градом пуль. Понтис – без чувств. Дама в черном не шевелится.

''Если она померла, – говорит себе Соленый Клюв, – я оставлю ее тут».

Через некоторою время дама слабо стонет.

– Оживает! – бормочет трубач. – Верно, она жива!

Время от времени сержант и трубач останавливаются передохнуть. Трубят отступление, и русские охотятся за опоздавшими.

Товарищи пожимают руку Буффарику и подшучивают над трубачом с дамой на спине.

– Смейтесь! – отвечает Соленый Клюв. – Эта баба настоящий солдат. Из-за нее захватили в плен нашего Сорви-голову, она оторвала ногу у Понтиса и выбила мне зубы!

Наконец Буффарик и трубач подходят к укреплению. Оба – измучены. Изувеченная нога бедного Понтиса бессильно болтается Дама в черном приходит в себя, стонет, сердится.

Ясное июньское солнце освещает ужасную картину: трупы убитых, пушки, обращенные на Малахов курган, окровавленные штыки, закоптелые лица.