Герои моего времени

Больно, что антреприза расставляет сети. Уверен: на антрепризу театральный зритель, воспитанный БДТ, не пойдет. Заметь, в антрепризах играют одни и те же актеры. Это каста, которая зарабатывает деньги. Я их не осуждаю. Каждый зарабатывает по-своему. Я, например, веду передачи на канале «Культура». Кто-то снимается в кино, кто-то дублирует. За это нельзя попрекать! Но дело в том, что есть актеры, которые хотят участвовать в антрепризе, не играя в театре. Но числиться в театральной труппе они хотят. Антреприза — заразное дело.

— Ты спрашиваешь, — продолжал Андрей, — что чувствует актер, играя на сцене? Актер находится в особом состоянии: он входит в образ совершенно другого человека, не важно, положительный или отрицательный, он перестает быть самим собой, на какое-то время перерождается. Актеры могут ощущать после спектакля внутреннюю опустошенность.

Тончайший русский мыслитель Федор Степун писал об актерстве не как о специфической профессии, а именно как о мастерстве перевоплощения, жажде «переселения» своей души в другие души. Актер — совершенно особое существо, принципиально полифоническое. «Субъективный смысл его творчества для него потому всегда один и тот же: расширение жизнью на сцене тесной сцены своей жизни, реализация на театрально упроченной территории мечты своего многодушия и исцеления своей души от разрывающих ее противоречий».

Во время этого монолога, где Андрей, в пылу забывшись, представлял себя, наверное, за кафедрой в лекционном зале театрального института, я вспоминал наш разговор на эту тему с Кириллом Лавровым. Мудрый Кирилл Юрьевич по-другому трактовал тайну актерской профессии. Прежнее поколение считало, что актер служит нравственности, что он воспитатель душ. Поэтому артисты классического театра не поддавались полностью мистической воле персонажа, не попадали под его власть, но показывали его поступки в соответствии со своим пониманием добра и зла.

Как-то у Андрея в гостях я залюбовался видом на Исаакиевскую площадь, который открывался из окна его небольшой квартиры, и позавидовал вслух:

— Хорошо у Вас тут, Исаакий сияет всяким днем — и солнечным, и пасмурным, бурлит таинственная жизнь «Астории», в соседях — бронзовый император!

— Да, замечательно, но этого хотят лишить.

Он поведал о диком, недавно произошедшем с ним случае. В подъезде дома, вечером, их с женой Катей встретили два здоровенных парня бандитского вида и посоветовали поскорее съехать добровольно из этой квартиры, а то плохо будет. При этом пытались и физическую силу применить, Толубеевы едва ноги унесли. Угроза нешуточная. Тоже метод. Такие принуждения срабатывают. В доме все меньше жильцов, но зато на крыше гордо реет вывеска новой конторы. Вот так запросто, по-деловому вороватая публика, не видящая здесь никаких красот, кроме офисов, торговых центров и гостиниц, пытается прибрать к рукам центр города. Но на высоком чиновном уровне разве не та же, в конечном счете, ставится задача? Только, конечно, решать ее предполагается «законными», что называется, способами. Так невесело мы тогда рассуждали. Что ж с тех пор изменилось?

Упрошенный регламент охранных зон принят. Хотя законом определены территории объектов культурного наследия, а также режимы использования земель в границах каждой из охранных зон и градостроительных регламентов. И вроде введены жесткие ограничения — запрещается изменение исторической планировки улиц и кварталов, а из всей территории исторического центра предполагается сохранение исторической застройки, все же допускаются некие отклонения «в пределах десяти процентов от отдельных параметров режимов». Почему десять, а не один, два или ноль? И для кого предназначены эти десять процентов — тайна покруче государственной.

В центральных районах города благоустраивают дворы. Весной городское правительство приняло специальное постановление, утвердившее перечень памятных исторических мест, которые запрещено закрывать или перепрофилировать. Перечень скромный — всего шестнадцать адресов. Но самое удивительное, что контроль над этой «Красной книгой» возложили не на руководство КГИОП или Комитет по культуре, а на чиновника, отвечающего за строительство. Механизма, с помощью которого арендаторов можно законным образом обязать исполнять требования Смольного, тоже, как не было, так и нет.

Комментируя тогда принятое постановление, депутаты ЗакСа сразу пояснили, что в случае приватизации объектов недвижимости сохранить их профиль вообще невозможно. С точки зрения нашего законодательства нельзя диктовать, что должно быть в том или ином здании. Создание «Красной книги» представляется скорее декларацией, чем строгим предписанием. Мест, облик которых должен сохраняться, очень много. Но сохранить их можно, если они будут иметь статус объектов культурного наследия, включенных в государственный список, только так можно соблюсти их интересы и, соответственно, изначальные функции.