Однако эти события минули так же, как тает снег в солнечном Ингшварде, волей судьбы ставшим конечной целью нашего путешествия. Мы поселились в небольшом городке Эрвинья, расположенном южнее Глобкина Рога. Он стоял на берегу моря, но ветра отчего-то не завывали вокруг. Мне это нравилось, как и отсутствие портовой суеты – пристань для торговых судов находилась в большой крепости Алвалард, расположенной по соседству, а здесь имелся только скромный рыбацкий причал. Но и то, несмотря на него, жители Эрвиньи зарабатывали себе на хлеб не столько рыболовством, сколько скотоводством и выращиванием хлопка. Вся местность к востоку, югу и северу была отведена под пастбища и возделанные поля. Сохранившийся остов леса на западе испокон веков являлся бельмом на глазу для большинства фермеров, но те, кто побогаче, обитали в домах в центре плотно застроенного города и желали иметь место для долгих прогулок под сенью деревьев. Кроме того, не позволяло начать вырубку и другое важное обстоятельство – то были земли для королевской охоты, а короли на щедрость никогда не славились и своим имуществом испокон веков дорожили.
В Эрвинье я занялся росписью по посуде, хотя залежей качественной глины для её производства в округе не оказалось. Как-то сложилось так, что на деньги Данко мы закупили заготовки, я их раскрасил, а женщины удачно продали. С этого всё началось. И постепенно доход увеличился, люди стали меня называть мастером Морьяром Лекруа. Я даже поставил себе свой собственный небольшой домик сразу за городским частоколом – никогда не любил центральные оживлённые улицы. Данко же с Лизой остались жить в сердце города. Разве что постепенно сменили арендуемые комнаты на целый коттедж.
Эти двое нашли друг друга. Два года назад они сыграли весёлую свадьбу, где Данко своими деревянными, частично механизированными протезами всё же сумел надеть браслет с лентами на руку невесты. Нынче они ждали второго ребёнка и были бесконечно счастливы. Собственно, их привязанность к друг к другу и послужила поводом для нашего с Гердой переезда. Так бы мы могли ещё долго жить вместе, но два романа под одной крышей это слишком.
С Гердой же у меня получилось всё само-собой. Сначала она была очень замкнута и ни на что толком не реагировала. Но совместные лишения и их преодоление не давали ей полностью уйти в себя. А потом она, как и бывает с людьми, смогла открыть своё сердце миру и почему-то мне. Не могу сказать, что я полюбил её всей душой в ответ, но она стала мне очень дорога. Мне действительно было хорошо с ней. Возможно, когда-нибудь бы я смог поставить ей не мраморные протезы, а полноценно восстановил зубы. Да и вернул отнятую у неё женственность… Возможно… Если бы только я занимался магией так же, как и прежде. Но мне более не хотелось творить волшебство. Теперь я чаровал только по серьёзной необходимости.
Словно почуяв, что он теперь абсолютно не нужен, свет вдруг начал совсем легко открываться мне. Будто никогда я и не был служителем Тьмы. Сила текла через меня трансформируясь во всё, что мне хотелось. И более я не чувствовал ни сопротивления, ни тяжёлой усталости от проделанных трудов. Я стал магом света таким же, каким был магом тёмным – талантливым, успешным, способным, удачливым. Теперь я мог бы достигнуть многого и стать владыкой вселенных, как мечтал когда-то… И всё же мне это было больше не надо. Совсем. Абсолютно.
Я уже был счастлив.
У меня имелось всё: приносящее радость и доход дело, уютный дом, построенный своими руками, уважение соседей, женщина, с которой всегда хорошо, любимый и любящий ребёнок да весёлые друзья. Чего ещё мне нужно?
…Поневоле я нащупал в кармане холодный металл многогранника Ужаса Глубин и дерево маленькой шкатулки.
Нет. Не стоило думать об этом. С чего я вообще так часто об этом думаю?!
– Сударь Морьяр, проходите. Сейчас я доложу господам, – с порога узнала меня служанка Данко и радостно улыбнулась, когда я сунул ей в карман передника леденец.
Кэтти была ровесницей Элдри. Ей едва исполнилось семнадцать, и, как и моя девочка, она была полной сиротой. Наверное поэтому я так по-отечески к ней относился, хотя внешне разница в нашем с ней возрасте не так уж бросалась в глаза.
Будучи оторванным от великих потоков энергии междумирья, я давно утратил контроль над процессом взросления (не нравится мне слово старения!) и через некоторое время моё тело начало меняться. Изначально темп был очень медленным, не даром все в Стае долгое время косились на меня из-за отсутствия перемен во внешности, но теперь всё происходило также, как было положено природой. И я этому радовался. Настала пора и для меня перестать выглядеть юнцом! И так ни усов, ни бороды. Так что нынче я представлял из себя мужчину лет двадцати пяти или около того. И это «около того» скорее уменьшало мои годы, нежели увеличивало… Но мне нравилось воображать себя кем-то посолиднее. Лет эдак на тридцать, а то и тридцать пять.