Герои на все времена

Девушка в спортивном костюме бежит прямо на него. А значит, прямо на радугу. Хотя чего это он? Сейчас мусор черный, безопасный. Ласун заворчал недовольно, но остался на месте, наблюдая, как бегунья старательно перепрыгивает через черно-радужные капли. Удивительно? Вряд ли…

— Степан! — Она повалилась рядом. — Я видела, как ты упал. Я так испугалась! И чего ты все время возле этих кустов? Это плохие кусты! Так все говорят. Степ, с тобой все в порядке?

— Ты что, каждый день в пять утра просыпаешься? — пробурчал дворник, отряхиваясь.

— Практически каждый. — Дарина ласково улыбнулась. — За очень редким исключением! А что это за лужи?

— И близко к ним не подходи! Стоп! Ты их видишь? А впрочем, — крякнув, он поднялся на ноги, — да… Я не ошибся…

— О чем ты?

— Ты говорила, это плохие кусты. — Степан задумчиво посмотрел на девушку сверху вниз, Дарина растерянно моргнула. — Пойдем, покажу тебе кое-что…

* * *

Степан жил в соседнем дворе, в крохотной квартирке на первом этаже. Дарина осторожно переступила через сваленные у порога картонные коробки, осмотрелась по сторонам. Вполне себе холостяцкая берлога. Даря не раз приходила в гости к двоюродному брату в общагу — его комната примерно так же и выглядела: разбросанные шмотки, толстый слой пыли. Но в целом — нормальное жилище.

— Это съемная квартира, — словно услышав ее мысли, бросил Степан. — Хозяева обещали коробки забрать…

— Слава богу, я уже начала думать, что ты в тех кустах и живешь! — Она осторожно присела в старенькое кресло. Степан возился на кухне. Пахло чем-то пряным и пыльным.

Внезапно девушке стало страшно — притащилась домой к незнакомому мужчине, которого иначе как «странным» не назовешь. Пять утра. Ладно, начало шестого. Но все равно — ночь, считай, еще. Родители понятия не имеют, где она.

Даря покосилась на дверь. Интересно, запер? Может, выскочить, пока не поздно? У ног примостился Ласун, высунув язык, заглянул гостье в глаза. «Нет, не выскочишь», — так и читалось в смышленом, почти человечьем взгляде.

— Чаю хочешь? — Девушка вздрогнула, Степан стоял над ней с чашкой в руках.

— Нет… я…

— А мне надо. Сладкий чай. После работы необходим просто.

— Ты хотел что-то показать? — Почему-то ей стало очень спокойно. Дворник присел на корточки рядом с креслом. Поставил чашку на пол. Потянулся за метлой.

— Сейчас. Попробуем. Смотри, почувствуешь себя плохо, говори, кричи — я остановлю! — и отломал от метлы прутик. Даря медленно протянула руку.

Радуга. Огромная черная лужа (лужа ли?) расцветает на глазах, клубится облаком, переливается яркими цветами.

Степан согнулся у жасминовых кустов.

Тяжело дышать. Ему. И мне…

Радуга беснуется, мигает. Дворник с трудом выпрямляет спину, катится градом пот, темнеет в глазах.

Топот ног.

Пристроился за кустом Ласун, удобряет красавец-жасмин.

Топот.

Запах гвоздик.

Ваня!

— Стой! Назад! Не приближайся! Ласун, сюда!!! — Степан кричит, нет, хрипит только. А я? Кричу-хриплю вместе с ним.

Спешит по важному делу подросток, прижимает к груди горшочек с гвоздиками. Что там этот крендель с метлой бормочет? Не разобрать… Откуда он тут вообще взялся? А! Какая разница! Быстрее надо! Дарька ждет!

Мчится парень с цветами на встречу с радугой. С блестящей, опасной, но невидимой для большинства людей.

Летит ему наперерез верный пес Ласун — услышал, дружочек, почуял…

Глаза, яркий свет, как же режет глаза, мамочки!

С размаху влетел в радужное облако Иван. Жалобно заскулил опоздавший на долю секунды Ласун.

Темнота.

Жуткая боль в висках. Слабость по всему телу. Даря с трудом открыла глаза. Поняла, что Степан успел перетащить ее на диван. Мокрое полотенце на лбу приятно охлаждало, приводило в себя.

— Говорил же — станет плохо, кричи. Много увидела?

— Думаю, все. — Слова давались через силу. — Что это было? Ваня… Что с ним?

— Вот это я подобрал возле радуги. — Степан поднес к ее глазам самодельную открытку в форме гвоздики.

«С юбилеем, мамуль!
Не живи уныло,
Не жалей, что было,
Не гадай, что будет,
Береги, что есть!