Герои на все времена

Соседнее жилище было почти полностью разрушено. Без крыши, с выбитыми окнами, осевшее и покосившееся, оно словно побывало в центре урагана. За остатками изгороди торчало несколько высохших деревьев со странно изогнутыми, пригибающимися к земле стволами. Смотреть на них было неприятно.

— М-да, сильна, зараза, — буркнул себе под нос Вовка, мрачно глядя на развалины, после чего повернулся и решительно толкнул надсадно скрипнувшую калитку.

* * *

Прасковья Потаповна удивилась и даже испугалась, увидев у калитки незнакомца. Последний год из Лещёвки люди только уезжали, появление явно городского чужака было странным и неожиданным. Бабка с тревогой и нескрываемым подозрением долго разглядывала гостя. Парень как парень. На вид лет двадцать пять — двадцать семь. За плечами — рюкзак и какая-то странная штука в чехле. Самым же удивительным было то, что незнакомец с ходу окликнул хозяйку по имени и отчеству. И откуда только узнал? Улыбнулся, назвался Владимиром и попросился пожить пару недель. Денег за постой не предложил, зато пообещал подлатать крышу и забор. Бабка уперлась, не желая пускать незваного гостя на порог. Упираться, впрочем, было непросто — пришелец не смахивал ни на бандита, ни на жулика. Даже дворовая Жучка, отличавшаяся дурным нравом, облаяла чужака лишь для порядка, а теперь приветливо виляла хвостом. Хозяйка держалась.

— Прасковья Потаповна, — не сдавался Владимир. — Через порог разговаривать не по-людски как-то. Я что, на бандита похож?

Старуха вдруг поняла, что этот настырный парень сейчас повернется и уйдет и она снова останется совсем одна.

— Ладно уж. Заходи, — проворчала Потаповна.

Пройдя в дом, гость уселся за стол и принялся деловито извлекать из рюкзака съестное. Еды хватило бы на десятерых.

— Это для пополнения припасов, — подмигнул он. — Обузой не буду.

Слово за слово они разговорились. Чем больше Прасковья Потаповна общалась с парнем, тем больше он ей нравился. Не прошло и получаса, как Владимир стал просто Вовкой и окончательно расположил к себе старуху.

— Хорошо, Прасковья Потаповна, — подытожил Вовка. — Я ремонтирую вам крышу и забор, помогаю по хозяйству, а вы предоставляете мне койку для ночевок в течение двух недель. Идет?

— Десять дней, — уточнила бабка. — Городской автобус мимо нас с утра проходит. Уедешь на нем.

— Почему именно десять дней, а не две недели? — поднял бровь Владимир.

— Чтобы ты уехать успел, — отрезала Потаповна. — Негоже тебе, парень, вместе со мной помирать.

— Зачем помирать-то? — удивился Вовка и пристально посмотрел бабке в глаза. — У вас через две недели что, конец света планируется? Для чего тогда крышу чинить?

Прасковья Потаповна смахнула слезу. Она была слишком стара, чтобы бояться. Ей стало жаль своего новоявленного постояльца. Бабка накапала себе валерьянки и принялась то ли рассказывать, то ли пугать.

Она помнила, как в тридцать седьмом арестовали батюшку. Прасковья была тогда еще девчонкой и не понимала, за что деда в рясе хотят посадить в тюрьму. Какой из него враг? Даже конвоиры не знали, что ответить. Батюшка не сопротивлялся, об одном молил — не взрывать церквушку, которую и деревенской-то назвать было нельзя. Стояла она особняком, в паре километров от Лещёвки. Батюшка уверял, что церковь сдерживает степное лихо и округу ждет большая беда, если храм разрушат…

Церковь взорвали следующим летом. Потом пришла война, и о словах батюшки надолго забыли.

Все началось после войны. В середине июля недалеко от деревни в кювете нашли разбитый колхозный грузовик. В расплющенной кабине — лишь пятна крови. Шофер Степаныч исчез без следа. Власти решили, что произошел несчастный случай, а шофера-де утащили волки. Только вот волков в здешних краях давно не видели.

Местное начальство всполошилось всерьез через шесть лет. Пропал районный партработник и три его приятеля, приехавшие на реку порыбачить. В разоренном лагере нашли засохшую кровь да изорванный рыбацкий сапог с куском человеческой ступни.