Света не забрала конверт. Перечитывая раз за разом Наташино письмо, остатки водки Иванов допил один. Поднимая стакан за стаканом, он каждый раз не стеснялся слёз. Он плакал от бессилья что-то изменить, от жестокой несправедливости этого мира. Затем он провалился в тяжёлый сон.
Иванову снились кошмары: страх, грохот, обжигающий огонь вокруг и тупая боль. Потом пустота. «Это смерть», — понял Иванов.
— Наташа! — закричал он.
— Наташа! — отозвалось эхо в неожиданно наступившей глухой тишине.
Иванов стал проваливаться в чёрную бездонную пропасть.
— Наташа! Наташа! — в окружающей жуткой пустоте отражался со всех сторон чужой металлический голос.
— Наташа! — снова закричал Иванов и вскочил с кровати, сбрасывая остатки кошмара. Сердце бешено колотилось в груди. Во рту пересохло. Хотелось пить. Стерев со лба холодный пот, Иванов пошёл по направлению к кухне.
Поглаживающими движениями он нащупал на стене выключатель. При свете тусклой лампочки Иванов увидел, как, упав лицом на руки, над столом тихо рыдает Светлана.
— Света, — позвал Иванов.
Рыданья стали слышны громче.
— Света, — Иванов подошёл и положил ей руку на плечо.
— Уйди! — не поднимая головы, дёрнула плечом девушка.
— Света. — Иванов не уходил и руку не убрал. — Не стесняйся. Поплачь. Будет не так больно.
Она подняла голову. Слёзы, припухшие глаза и губы, растрёпанные волосы совсем не портили её. Перед Ивановым сидела другая, сбросившая маску надменной красавицы женщина. Иванов подумал, что всё равно женское горе не должно быть таким красивым.
Иванов принёс Светлане стакан воды.
— Не смотри на меня, Саша, — попросила она. — И выключи свет, пожалуйста.
— Не буду, — пообещал Иванов и погасил лампочку.
— Иди, поспи, — после долгого молчания тихо проронила Света.
— Не могу. Кошмары снятся. — Иванов стоял у окна и смотрел в темноту. Тяжёлая голова чувствовала излишнюю дозу выпитого алкоголя, но мысли и слова выстраивались чётко и ясно.
— И я не могу заснуть. Всё думаю о Наташе. Вспоминаю, как её принесли из роддома. Она, малюсенькая такая, лежит в коляске, в пеленках, а я из школы тогда пришла. Смотрю, какая замечательная куколка у нас появилась… — Светлана почти успокоилась, лишь изредка продолжала тяжело всхлипывать. Иванову, вдруг, захотелось пожалеть её. Он подошёл к сидящей девушке сзади и обнял за плечи. Она выпрямилась и доверчиво прижалась затылком к его груди. Её рука отыскала его руку, и Иванов почувствовал, как теплые пальцы девушки так знакомо переплетаются с его пальцами. И таким близким и знакомым показался запах её волос. Он закрыл глаза, и ему почудилось, что перед ним сидит Наташа.
— Скажи что-нибудь, — попросил Иванов, боясь спугнуть это ощущение.
— Что сказать? — тихо произнёс Наташин голос.
— Наташа! — Не осознавая, что делает, Иванов упал на колени и стал целовать солёные от слёз лицо и губы.
— Наташа! — повторял он, целуя влажные глаза. Девушка не сопротивлялась:
— Я не Наташа, я Света, — тихо сказала она.
— Как похожи ваши голоса, — замерев, Иванов отпустил её.
— Нам всегда это говорили.
— Прости…
Она не ответила. Он поднялся с колен, сел напротив, через стол, отыскал руки девушки и переплёл её, ставшими безвольными, пальцы со своими.
— Иди, Саша, — попросила Светлана, после того как они, оставаясь рядом, несколько минут сидели, не глядя друг на друга, и думали каждый о своём.
— Ты тоже здесь одна не оставайся, — разжимая руки, попросил Иванов.
— Я сейчас пойду к маме в комнату, — пообещала Светлана. — Сердце её мучает. Может, «Скорую» придётся вызывать.
— Помочь?
— Нет. Всё нормально.
— Спасибо тебе, Света.
Она не ответила.
Возвратившись в комнату, Иванов так и не смог заснуть до утра.
Утром до аэродрома Иванов добирался на такси. Проводить его вышли Любовь Михайловна и Света. Воспалённые глаза выдавали, что все они провели бессонную ночь. В дверях квартиры Иванов пообещал:
— Я обязательно приеду.
— Будем ждать, — хотела в это верить Любовь Михайловна.
— Пиши, Саша. И приезжай, — Света протянула ему написанный на кусочке тетрадного листа адрес.
Весь полёт до Моздока Иванов думал о том, что нашёл родных людей: и Светлана, и Любовь Михайловна, и маленькая Надя теперь стали для него частичкой жизни. Очень нужной и необходимой. А вместе с ними всегда будет жить и память о его Наташе. Она не ушла. Она там. С ними. Иванов вспоминал, как прощался с Наташиной комнатой, как смотрел на фотографии, на её вещи, стараясь сохранить в памяти всё то, что связывало её с жизнью. Он попросил у Светы одну Наташину фотографию, хоть какую-нибудь. И Света дала Иванову ту, на которой Наташа была в красивом вечернем платье. Теперь Иванов хранил ее у сердца.