Герой нашего времени.ru

— Я знаю, что такого беспредела, как здесь сейчас, с русским наром при Сталине не было и быть не могло. При нём никто не делал разницы, кавказец ты или москвич, когда нужно было воевать или отстраивать страну. Да, жертвы были немалые. Но и цели достигались немалые. А всю Чечню Сталин очистил за сорок восемь часов. Вы слышите? — Костин, повысив голос, говорил с замполитом как с глухим. — В феврале сорок четвёртого года, когда страна истекала кровью на фронтах страшной войны, за сорок восемь часов все чеченцы были погружены в сорок тысяч вагонов и вывезены в Казахстан и Забайкалье. Все до одного! Кто их вернул? Тоже деятель — демократ, что отрёкся от Сталина и подарил хохлам часть России и Крым, а китайцам Порт-Артур. Что-то этот «демократ» тогда у народа разрешения на это не спрашивал. А Сталин был в сто раз мудрее всех последующих правителей вместе взятых! Он болел за страну. Расширял её границы. Его уважали самые известные главы государств. А кто теперь нас уважает? Мы сами-то себя не уважаем.

— Прости, Костин, не могу с тобой согласиться. Сколькими жертвами заплатил народ за все Сталинские преобразования? Сколько умных голов полегло во время репрессий? — Косачаный говорил уверенно, с выражением, прямо глядя в глаза собеседнику: видимо, по части демагогии замполит был силён. И Иванов не выдержал:

— Перегибы были всегда, при любой власти. Разве не так? Что, в Москве в Белый Дом из танков не палили в 93-м? А с приватизацией что сотворили? А вспомните Афганистан. Или Чечню… И всегда страдает народ. Но у Сталина была цель — сделать сильной страну! А что мы видим сейчас?

— Это тот случай, когда цель не оправдывает средства. При Сталине жертв было слишком много! — упорствовал замполит.

— И назовите нам, пожалуйста, Игорь Дмитриевич, официальную цифру: сколько погибло людей от репрессий Сталина? — обратился Иванов к замполиту. — Вы же в академии учились, там об этом должны были говорить.

— Говорили! — замполит свысока взглянул на Иванова. — За время правления Сталина были репрессированы более шестидесяти четырёх миллионов человек. Нам об этом читал лекции профессор Волкогонов.

— А теперь, — вежливо попросил Иванов Косачаного, — скажите, пожалуйста, хотя бы примерно, сколько оставалось населения в Советском Союзе после Гражданской войны, скажем, в 1924–1925 годах?

— Ну, так точно сейчас сказать не могу, — Косачаный потёр висок. — Но, если мне память не изменяет, где-то примерно сто двадцать — сто тридцать миллионов человек.

— Пусть примерно, — кивнув головой, продолжал Иванов. — А сколько всего проживало в Советском Союзе на момент переписи в тысяча девятьсот тридцать девятом году?

— Около ста семидесяти миллионов, — не подумав, ответил Косачаный.

— Теперь давайте посчитаем: рост населения, несмотря на репрессии, в эти годы составляет около тридцати процентов. Правильно? А репрессированных, по вашей информации, получается — каждый третий. Посчитайте сами, выходит — каждый третий. И даже больше, включая стариков и младенцев. Так? — Иванов почти ласково смотрел на задумавшегося замполита. — Хотите, угадаю с трёх раз, кто платил Волкогонову?

— Но эта цифра за все годы правления Сталина! — не сдавался Косачаный. — И ты, Иванов, забываешь, что под репрессии попали целые народы: чеченцы, ингуши, крымские татары, калмыки!

— Ну, если Вы всё так хорошо знаете, почему не говорите, за что? — Этот спор стал захватывать Иванова. — Почему не говорите, что чеченцы, ингуши и крымские татары служили у немцев в карательных частях, даже целая дивизия из них была сформирована? А при подходе немцев к Грозному старейшины чеченских родов приготовили подарок Гитлеру: белого коня и бурку. Знаете вы об этом, Игорь Дмитриевич? А калмыцкая конная дивизия при подходе немцев к Сталинграду оголила участок фронта, пропустив противника, и ушла на левый берег Волги, где занималась грабежами и разбоем, когда Сталинград обливался кровью. Из-за предательства калмыков наши войска понесли страшные потери. Целый год «дикая» калмыцкая дивизия «беспредельничала» в тылу наших войск. Только после уничтожения немцев под Сталинградом, наконец, смогли разобраться и с этими предателями. Или вы считаете, что для того времени Сталин поступил жестоко? Я считаю, что товарищ Сталин, как никто другой, очень хорошо знал наш народ. Если я вас не убедил, и вы по-прежнему придерживаетесь версии господина Волкогонова, давайте спросим присутствующих, у кого в семье есть репрессированные при Сталине?

Оказалось, что у Мельничука дед сидел после войны за воровство хлеба с колхозного поля.

— А у тебя в семье кого-то репрессировали? — Косачаный выжидающе смотрел на Иванова.

— Можете посмотреть моё личное дело, — усмехнулся Иванов. — Мой дед был казачьим сотником в Империалистическую, потом служил у атамана Семёнова под Читой. В Китай с ним не ушёл. Служил, правда недолго, в Красной Армии у Блюхера. Потом в тридцать шестом попал под репрессии. Отечественную начинал в штрафбате. Дожил до девяноста лет и ни разу плохого слова про Сталина не сказал.