Герои Олимпа. Наследники богов. Перси Джексон и боги олимпийцы. Книги 1-18

— Отсрочку? — Фрэнк вытащил из кармана кусочек дерева в тряпочке и развернул ее. Каким бы неудобным ни было копье Марса, эта деревяшка доставляла ему еще большее беспокойство. Ирида была права. Деревяшка тянула его вниз.

— Юнона не просто так сохранила тебе жизнь, — продолжала богиня. — Она хочет, чтобы ты послужил ее плану. Если бы она не появилась в тот день, когда ты был младенцем, и не предупредила твою мать об этой деревяшке, ты бы умер. Ты от рождения был наделен множеством даров. А такие способности быстро сжигают человеческую жизнь.

— Я наделен множеством даров? — Фрэнк почувствовал, как у него уши загорелись от злости. — Нет у меня никаких даров!

— Это неправда, Фрэнк. — Ирида повела перед собой рукой, словно протирая лобовое стекло в машине. В воздухе возникла миниатюрная радуга. — Подумай вот об этом.

В радуге появилось мерцающее изображение. Фрэнк увидел себя четырехлетним мальчиком, бегающим во дворе бабушкиного дома. Его мама высовывается из чердачного окна высоко наверху, машет ему, кричит. Фрэнк не должен один гулять по двору. Он не знает, что делает на чердаке мама, но она сказала ему, чтобы он не отходил от дома, был рядом. А Фрэнк поступил совсем наоборот. Он запищал от удовольствия и побежал к лесу, где лицом к лицу столкнулся с медведем гризли.

Пока Фрэнк не увидел эту сцену в радуге, его воспоминания о том эпизоде были очень туманными, он вообще думал, что это ему приснилось. А теперь он мог в полной мере оценить, насколько нереальным выглядело то происшествие. Медведь посмотрел на маленького мальчика, и трудно было сказать, кто испугался больше. Потом рядом с Фрэнком появилась мама. Но она никоим образом не могла так быстро спуститься с чердака. Она встала между медведем и Фрэнком и сказала сыну, чтобы он бежал домой. На этот раз Фрэнк послушался. Когда он взобрался на крыльцо и оглянулся, то увидел маму — она выходила из леса. А медведь исчез. Фрэнк спросил, что случилось. Мама улыбалась. «Медведица просто хотела спросить, как ей пройти к ручью», — сказала она.

Сцена в радуге изменилась. Фрэнк увидел себя шестилетним. Он свернулся на коленях мамы, хотя был уже великоват для этого. Длинные черные волосы мамы были собраны сзади. Она обнимала его. На ней были очки без ободков — Фрэнк любил их прятать, — а от ее пушистого шерстяного свитера пахло корицей. Она рассказывала ему истории про героев, делая вид, будто все они его родственники; один из них, Сю Фу, отправился на поиски эликсира жизни. Сцена в радуге шла беззвучно, но Фрэнк вспомнил слова матери: «Он был твоим прапрапрапра…» С каждым «пра» она гладила Фрэнка по животику, и наконец он начал похихикивать от щекотки.

Был еще и Сун Го, которого называли также Сенека Гракх, он сражался с двенадцатью римскими драконами и шестнадцатью китайскими драконами в западной пустыне Китая. «Понимаешь, он был самым сильным из драконов, — сказала мама. — Потому-то он и победил их всех». Фрэнк не знал, что это значит, но слушать было интересно.

Когда она нагладила ему живот бессчетным количеством «пра», Фрэнк сполз на пол, изнемогая от щекотки. «А самый древний твой предок, о котором нам известно, звался царевичем Пилоса. Один раз с ним сражался Геркулес. И это была трудная схватка!»

«Он победил?» — спросил Фрэнк.

Мама рассмеялась, но в голосе ее слышалась грусть.

«Нет, наш предок проиграл. Но для Геркулеса это была нелегкая победа. Ты представь себе, каково это — сражаться с пчелиным роем. Вот как обстояли дела. Даже у Геркулеса возникали трудности!»

Это замечание ничего не говорило Фрэнку ни тогда, ни теперь. Разве его предок был пчеловодом?

Фрэнк не вспоминал эти истории много лет, но теперь они вернулись к нему с такой же четкостью, как и лицо матери. Ему было больно видеть ее снова. Фрэнк хотел вернуться в те времена. Он хотел снова стать маленьким мальчиком, свернуться на ее коленях.

В сцене, которую он видел в радуге, маленький Фрэнк спросил, откуда родом его семья. Столько героев! Откуда они — с Пилоса, из Рима, из Китая или Канады?

Его мать улыбнулась, наклонила голову, словно размышляя, как лучше ответить.

«Ли Цзень, — сказала она наконец. — Наша семья происходит из многих мест, но наш дом в Ли Цзене. Всегда помни, Фрэнк: у тебя особый дар. Ты можешь стать кем угодно».

Радуга рассеялась, и Фрэнк остался наедине с Иридой.

— Не понимаю, — сказал он охрипшим голосом.

— Твоя мать все объяснила, — улыбнулась Ирида. — Ты можешь быть кем угодно.

Это напоминало одну из тех дурацких фраз, которые говорят родители, чтобы подстегнуть твое самолюбие, — расхожий лозунг, вполне достойный быть напечатанным на футболке Ириды вместе с «Богиня жива» и «У меня есть ковер-самолет!». Но в том, как Ирида сказала это, слышался какой-то вызов.

Фрэнк прижал руку к карману брюк, где лежала медаль его матери. Серебро было холодно, как лед.

— Я не могу быть кем угодно, — настаивал Фрэнк. — Я ничего не умею.