Читаем Герои Первой мировой полностью

На перехват «муромца» с аэродрома Боруны поднялись четыре германских истребителя — два «фоккера» и два «альбатроса» 45-го истребительного авиаотряда. К несчастью, у сопровождавшего «муромца» русского «морана» вскоре заклинило пулемет и он был сбит (летчик, рядовой К. Янсон, погиб). Немцы позволили «муромцу» углубиться на три-четыре километра за линией фронта и, зайдя ему в хвост, сблизились на дистанцию атаки. Первым открыл огонь по «муромцу» с расстояния 300 метров лейтенант Вольф. Пулеметная очередь попала в крайний правый двигатель воздушного гиганта, бомбардировщик задымил и заметно снизил скорость.

Закладывая тяжелую машину на крыло, чтобы затруднить врагу прицеливание, Макшеев обернулся к боевым друзьям и коротко скомандовал:

— К пулеметам!..

Гаибов, Рахмин и Карпов бросились к «мадсенам»…

Подробности дальнейшего хода боя над Борунами содержатся в рапорте лейтенанта Вольфа: «Неожиданно в середине верхнего крыла открылся люк, в нем появился пулеметчик и открыл по нам огонь. Тем временем я приблизился на расстояние 100 метров и мой наблюдатель начал стрелять вперед. Я расположил самолет таким образом, чтобы наблюдатель мог вести огонь по главной кабине между крыльями. Мой самолет бросало из стороны в сторону сильной воздушной струей от его винта, и мне несколько раз приходилось стабилизировать машину и держаться той же скорости, чтобы не обогнать его, потому что он мог затем атаковать меня сзади.

К этому времени я находился в 50 метрах в стороне и мог ясно видеть каждое движение членов экипажа. Стрелок исчез с верхнего крыла, неожиданно открылся другой люк в задней части кабины, и в нас стали стрелять из двух или трех пулеметов. Пули с грохотом били о мой самолет, как будто кто-то сыпал горошины на крышку стола».

В рапорте Вольф описывал действия только своего истребителя и потому не упомянул самого главного — пулеметный огонь, который вели Фаррух Гаибов, Митрофан Рахмин и Олег Карпов, оказался убийственно точным. По свидетельству русских очевидцев беспримерного боя, стрелками «муромца» буквально за несколько минут были сбиты три из четырех атаковавших самолет-гигант немецких истребителей. Один за другим беспомощно уходили в сторону помеченные большими черными крестами дымящие бипланы. А ведь в то время далеко не каждый русский истребитель отваживался вступить в схватку с такими высококлассными машинами, как «фоккер» и «альбатрос»…

Снизу, с земли, с замиранием сердца следили за неравным боем сотни глаз. С русской стороны фронта — со смесью радости и отчаяния. Радости, когда очередной «германец» заваливался на крыло и кувыркался вниз, отчаяния — когда в цель ложились немецкие пули. А на другой стороне фронта солдаты и офицеры 89-й германской резервной дивизии с изумлением смотрели за тем, как гигантский аэроплан с трехцветными эмблемами на фюзеляже, оставляя за собой шлейф черного дыма, медленно, но упрямо продолжает лететь, яростно отстреливаясь от наседающих на него истребителей…

Между тем бой продолжался уже девять минут. Три вражеских самолета были сбиты, но последний уцелевший «немец» намертво вцепился в «муромца», то резко отходя в сторону и вверх, чтобы увернуться от пуль, то снова сбрасывая газ и приближаясь, чтобы самому обстрелять бомбардировщик. Огонь уже охватил два двигателя русского самолета из четырех и постепенно подбирался к изрешеченному фюзеляжу. Смолкли пулеметные очереди — вражеские пули настигли на боевом посту Гаибова, Рахмина и Карпова. «Муромец» был уже в десяти километрах за линией фронта и медленно снижался. Дмитрий Макшеев, несколько раз раненный, последним усилием положил бомбардировщик на обратный курс, но германский истребитель открыл шквальный огонь по кабине «Муромца»… Командир корабля выпустил из своих рук штурвал только мертвым.

Какую-то секунду «Илья Муромец» еще продолжал лететь вперед, словно выполняя волю своего погибшего экипажа. Потом огромный самолет начал раскачиваться из стороны в сторону и резко перешел в отвесный штопор…

При падении русского аэроплана взорвались от удара о землю бомбы, которые наши летчики не успели сбросить на цели. На земле запылал огромный костер…

Тем временем в двух километрах от места падения «муромца» приземлился самолет лейтенанта Вольфа, сбившего русский бомбардировщик. Посадка была вынужденной и чудом оказалась удачной — пострадавший от множества попаданий мотор «немца» остановился в воздухе. Вольф насчитал в фюзеляже своего аэроплана 70 пулевых пробоин, лопасть пропеллера была пробита дважды, из бензобака хлестал бензин, из картера — масло. Самого германского летчика от неминуемой смерти спас… стартер, в котором застряла пуля.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное