Разве вся низость, атеизм, как я это называю, человеческих поступков и деяний настоящего поколения в той невыразимой жизненной философии – не кажется претензией быть, как люди это называют, «счастливыми». Самый жалкий из тех, кто бродит в образе человека, преисполнен мыслью, что он, согласно всем человеческим и божеским законам, имеет право быть «счастливым». Его желания, – желания несчастнейшего бедняка, – должны быть исполнены. Его дни, – дни несчастнейшего бедняка, – должны протекать в мягком течении наслаждения, что невозможно даже для самих богов. Фальшивые пророки проповедуют нам: «Ты должен быть счастлив; ты должен любить приятные вещи и найти их». И вот народ кричит: «Отчего мы не нашли приятных вещей?»
51. Какая разница в том, счастлив ли ты или нет? «Сегодня» так скоро становится «вчера». Все «завтра» становятся «вчера», и тогда нет вопроса о «счастье», а возникает совсем иной вопрос. Да, в тебе остается такое священное сострадание к самому себе по крайней мере, что даже твои печали, раз они перешли во «вчера», становятся для тебя радостью. Сверх того, ты не знаешь, какое Божье благословение и какая необходимая целебная сила заключалась в них. Ты узнаешь об этом лишь по прошествии многих дней, когда ты станешь умнее!
52. Если благородная душа становится в десять раз прекраснее от беды и счастья, потому что попадает в собственную лучезарную и пристойную ей стихию, то неблагородная, напротив, становится в десять раз и в сто раз более некрасивой и жалкой. Все пороки и слабости, которыми обладал человек-выскочка, представляются нам теперь, точно в солнечном микроскопе, увеличенными до страшного искажения.
53. Да, человеческая природа настолько превратна, что уже издавна нашли, насколько превышающее обыкновенную меру счастье опаснее, нежели меньшее. На сто человек, способных перенести несчастье, едва ли найдется один, способный перенести счастье.
54. Для умов, подобных Новалису, – земные блага отнюдь не бывают сладкими и полными. Они со временем проповедуют большую необходимость отречения, благодаря чему только, как заметил мудрый человек, и можно считать, что человек действительно вступает в жизнь. Облагораживающие влияния несбывшихся надежд и любви, которая в этом мире всегда останется безродной, – не зависят также от достоинства и расположенности своих предметов, но от качества сердца, лелеявшего их и умевшего приобрести тихую мудрость из-за такого мучительного разочарования.
55. Когда человек несчастен, что он должен делать? Должен ли он жаловаться на того или иного человека, на ту или иную вещь? Должен ли он наполнять мир и улицы жалобами?
Безусловно, нет; и даже наоборот. Все моралисты советуют ему не жаловаться на какого-либо человека или предмет, а только на себя самого. Он должен узнать правду, что когда он несчастен, то, безусловно, раньше был неумным. Если бы он верно следовал природе и ее законам, то всегда верная своим законам природа предоставила бы ему плоды, рост и блаженство. Но он следовал другим законам – не законам природы, – и природа оставляет его беспомощным, так как терпение ее уже исчерпано, и отвечает ему с очень убедительной важностью: «Нет». Не на этом пути, сын мой, а на ином найдешь ты здоровье; это же, как ты сам замечаешь, путь к болезни. Оставь его!
56. Политические теории существовали всегда и будут всегда существовать и во времена упадка. Пусть они составляют своего рода явления природы, которая не делает ничего напрасного; да будут они шагами на ее пути. Нет теории надежнее той, которая считает, что все теории, как бы они ни были серьезно и тщательно разработаны, должны быть, по своим свойствам, несовершенны, сомнительны и даже неверны.
Ты должен знать, что вселенная, само собой разумеется, бесконечна. Не пробуй проглотить ее ради твоего логического желудка; радуйся, если ты – тем, что прислан сюда, и тем, что ты там, в хаосе, строишь опору, мешаешь ему проглотить тебя. Многозначительный успех в том, что новое молодое поколение заменило страстную веру в Евангелие по Руссо исповеданием скептицизма: «Во что я должен верить?»