Герои, почитание героев и героическое в истории

Конечно, весьма знаменательно, каким образом известная теорема или, так сказать, религиозное представление, признанное некогда всем миром, вполне удовлетворявшее во всех своих частях и высокой степени логический и проницательный ум Данте, один из величайших умов в мире, – начинает в последующие столетия возбуждать сомнение среди заурядных умов. Каким образом оно начинает критиковаться, оспариваться и в настоящее время каждому из нас представляется решительно невероятным, устарелым, подобно древнескандинавскому верованию! Для Данте человеческая жизнь и путь, которым Господь ведет людей, находили себе вполне точное изображение в злых щелях, чистилищах, а для Лютера уже нет. Каким образом произошло это? Почему не мог продолжаться дантовский католицизм и неизбежно должен был наступить лютеровский протестантизм? Увы! Ничто не будет вечно продолжаться.

Я не придаю особого значения «развитию видов», как о нем толкуют теперь, в наши времена, и не думаю, чтобы вас особенно интересовали разные толки на этот счет, толки весьма часто самого неопределенного, самого нелепого характера. Однако я должен заметить, что указываемый при этом факт представляется сам по себе довольно достоверным: мы можем даже проследить неизбежную необходимость его, вытекающую из самой природы вещей. Всякий человек, как я уже утверждал в другом месте, не только изучает, но и действует. Присущим ему умом он изучает то, что было, и благодаря тому же уму делает дальнейшие открытия, изобретает и выдумывает нечто из самого себя. Нет человека, абсолютно лишенного оригинальности. Нет человека, который верил бы или мог бы верить неизменно в то же самое, во что верил его дед. Каждый человек благодаря последующим открытиям приобретает более широкий взгляд на мир, с чем расширяется и его теорема мира. Этот мир – бесконечный мир, и потому никакой взгляд, никакая теорема, какой угодно мыслимой широты, не могут всецело и окончательно охватить его. Человек несколько расширяет, говорю я, свое мировоззрение, находит кое-что из того, во что верил его дед, невероятным для себя, ложным, несогласным с новыми открытиями и наблюдениями, произведенными им. Такова история каждого отдельного человека.

В истории же человечества мы видим, как подобные истории суммируются в великие исторические итоги – революции, новые эпохи. Дантовой горы Чистилища нет уже более «в океане другого полушария» с тех пор, как Колумбу удалось побывать там. Люди не нашли в этом другом полушарии ничего похожего на такую гору. Ее не оказалось там. Волей-неволей людям приходится оставить свое верование в то, что она там. То же самое происходит и со всеми верованиями, каковы бы они ни были, со всеми системами верований и системами практической деятельности, возникающими из них.

Прибавим еще к этому грустному факту, что раз известная вера теряет свою достоверность, то и поступки, обусловливаемые ею, становятся также лживыми, худосочными, заблуждения, несправедливости, несчастья начинают тогда повсюду давать себя чувствовать все сильнее и сильнее, и мы получаем достаточный материал для катаклизма. При каких угодно условиях человек для того, чтобы действовать с полной уверенностью, должен горячо верить. Если он во всяком отдельном случае испытывает необходимость обращаться к мнению света, не может обходиться без этого и, таким образом, порабощает свое собственное мнение, то он – жалкий слуга, работающий из-под палки. Труд, порученный ему, будет скверно сделан. Такой человек каждым своим шагом приближает наступление неизбежного крушения. Всякое дело, за которое он возьмется и которое он делает бесчестно, с взором, обращенным на внешнюю сторону предмета, является новой неправдой, порождающей новое несчастье для того или другого человека. Неправды накапливаются и в конце концов становятся невыносимыми. Тогда происходит взрыв, и они насильственным образом ниспровергаются, сметаются прочь.

Возвышенный католицизм Данте, подорванный уже в теории и еще более обезображенный сомневающейся лицемерной, бесчестной практикой, разрывается надвое рукою Лютера. Благородный феодализм Шекспира, как прекрасен он ни казался некогда и как прекрасен он ни был в действительности, находит свою неизбежную гибель во Французской революции. Накопившиеся неправды, как мы говорим, буквально взрываются, разметываются по сторонам вулканической силой. Наступают долгие беспокойные периоды, прежде чем в жизни снова установится определенный порядок.