Герои пустынных горизонтов

Гордон в полной мере оценил заключенную в этом иронию судьбы и даже наслаждался ею, придя к выводу, что таково естественное решение исторической загадки Гордонов. Пусть смиты владеют миром! «Назовите Смита рабочим — он вам голову оторвет, — думал он. — Назовите его мелким буржуа — он даже не поймет, что вы под этим подразумеваете. Но сделайте его участником предприятия, дайте ему наследницу имени в жены и право носить это имя — и Смит займет первое место в доме. А через пять лет он будет миллионером, и все мы вместе с ним. Трудно устоять против такого соблазна, да я и не вижу другого выхода из семейных затруднений».

Однако прямо, без обиняков поставить так вопрос он не мог. Он обратился к Смиту с просьбой помочь, но при этом лишь в общих чертах обрисовал деловые затруднения Джека, не говоря о связанном с этим тяжелым положением семьи. Он также не упомянул о своих личных переговорах с банкирами Джека («Мы и так уже сделали слишком много»), с Везуби («Нет, Гордон, я не стану обращаться к своим друзьям в правительстве с просьбой о заказе для вашего брата. В таких случаях использовать политическое влияние просто опасно!»); не сказал он ничего и о том, что уже готов был с отчаяния сам вместе с Джеком атаковать ланкаширских дельцов в надежде хоть чего-нибудь добиться. Он просто спросил Смита, нет ли у него каких-нибудь знакомых в деловом мире, которые могли бы дать Джеку заказы.

— Наверно даже есть! — воскликнул Смит с увлечением.

— Так вы попробуйте взять их за жабры, Смитик, ладно?

— Обязательно, — не раздумывая, пообещал Смит.

— Только не говорите Джеку, что это я вас просил, — сказал Гордон. — Просто сделайте ему от себя деловое предложение. Да я ведь ничего и не понимаю в таких вопросах.

Смит так искренне радовался, что у Гордона не возникло ощущения, будто он просил у этого человека слишком многого или чем-нибудь ему обязался. Но у него сразу отлегло от сердца. Он знал, что на Смита можно положиться.

Везуби уже не раз звал его возобновить свое прерванное политическое образование, но Гордон под всякими предлогами уклонялся. Теперь, вспомнив, что у Везуби имеются в министерстве колоний друзья-фабианцы, он сам позвонил ему по телефону и просил устроить через этих друзей отправку маленького Нури на родину. Однако Везуби, услышав его рассказ о Фримене и маленьком Нури, неожиданно заволновался.

— Боже мой, Гордон, да ведь это именно то, что вам нужно. Скандальнейшая история или, во всяком случае, из этого можно сделать скандальнейшую историю. Сама судьба дает вам оружие против Фримена и его влияния. Действуйте! Разоблачайте его! Уничтожьте его окончательно. Достаточно одного запроса в парламенте относительно того, как и для какой цели Фримен привез мальчика в Англию. Этим вы подведете под него такую мину, что вам уже нетрудно будет разоблачить все, что требует разоблачения! Не опасайтесь зайти слишком далеко, к вашему голосу прислушаются. Какая удача! У вас в руках козырь, от которого зависит исход всей игры. А я уж позабочусь о том, чтобы вы могли разыграть его лучшим образом.

— Нет, нет, нет! — закричал Гордон в трубку.

— То есть как это нет? Да вам другой такой случай никогда не представится. Что может быть…

— Говорят вам — нет! Никаких скандалов.

— Что за неуместная щепетильность!

— Не в этом дело. Я не желаю выигрывать игру таким способом. Прежде всего потому, что для меня это вообще не игра. И запомните, что я не собираюсь спекулировать на сложностях арабского конфликта. Мне нужно решение вопроса по существу, а не злопыхательские сплетни. Так что оставим этот разговор.

— Вы упускаете шанс положить начало серьезным сдвигам.

— Ну и пусть. Я себе никогда такой задачи не ставил.

— Признайтесь, Гордон, что вы задумали? Зачем сюда приехал Юнис? Что у вас на уме?

— Ровно ничего! Я просто хочу отправить домой маленького Нури.

— Бросьте, я уверен, что дело не только в этом. В вашей пустыне опять что-то происходит. Чую по запаху здесь в министерствах.

— В пустыне всегда что-то происходит.

— Да, но сейчас это что-то серьезное.

— В таком случае вам известно больше, чем мне. Я не знаю, как сейчас обстоят дела в Аравии, и не хочу знать. Когда можно будет отправить мальчика домой? Ему вредно здесь оставаться.

— Постараюсь в несколько дней все уладить. А вы, Гордон, поскорей приезжайте в Лондон. Тут с вами жаждет встретиться половина палаты общин, не говоря уже об американце и русском, с которыми вы сами просили вас свести.

Гордон успел уже позабыть об этой своей просьбе, но пообещал быть в Лондоне через неделю.

— А что все-таки, по-вашему, делается в Аравии? — не удержавшись, спросил Гордон.

— Толком не знаю. Не то Хамид снова зашевелился, не то бахразские революционеры, а может быть, на промыслах неспокойно. Но что-то носится в воздухе. Я лично думаю, что назревает какое-то обострение между Хамидом и нашими людьми в Истабале. Вот почему меня удивляет ваш отказ воспользоваться этой фрименовской историей. Было бы очень кстати. Если умно нанести этот удар, от него зашаталась бы вся наша политика в Аравии.

— Нет!