Герои расстрельных лет

...Сидит Ваня на печи, Курит валеный сапог... ...Внуки Лашковы почему-то не более счастливы, чем их отцы и деды. Хотя Сталин давно сгнил. Вадим Лашков травился газом, попал на Столбовую, в сумасшедший дом. Кто обитатели Столбовой? Еще в конце шестидесятых сказал правду о советских психтюрьмах В. Максимов, автор самиздатской рукописи "Семь дней творения". Кто тогда принял ее всерьез, эту правду?.. ...Сумасшедший Никишкин по-прежнему на свободе. А в дурдоме - режиссер Крепс, который хотел ставить в театре то, что ему хотелось и как хотелось. Естественно, он "ненормален", такой режиссер. Самые совестливые и умные здесь. "...Пока в тебе живо чувство личной вины перед другими, из тебя невозможно сделать поросенка, - говорит Крепс. - ...Цель искусства... самоотдача, а не самоутверждение". Крепсу претит патриотизм лакеев. Повидал он жизнь: "Вынули из мужика душу и не предложили ему взамен ничего, кроме выпивки". Как же не понять его вскрика: "Да мир до самого светопреставления обязан благословлять Россию за то, что она адским своим опытом показала остальным, чего не следует делать!" Поэтому и гонят Крепса в Казань. В самую лютую тюрьму-психушку. Старик-врач из дурдома, как ранее участковый Калинин, больше не мог вынести своего ежедневного соучастия в убийствах. Крепс бежать не захотел. Некуда! Врач вызвал Вадима - внука Петра Лашкова; сунув ему документы, сказал: "Беги!" После чего отравился. Еще один страж человеческой безопасности на наших глазах кончает жизнь самоубийством. Что оно творит, время, и с ними, со стражами?! Бежавшего Вадима задержали быстро. На пароме. А на берегу алеет в эту минуту косынка девушки - любви его, убежденной, что все хорошо... И снова - частушечная, пьяно-разгульная, полная отчаяния концовка. Она становится, эта тупая рас-сейская частушка, постоянным рефреном. Глумлением над человеческой мечтой и над этой "нормальной" жизнью.