Герой Рима (ЛП)

Особняк стоял на улице рядом с Форумом и недалеко от лагеря легионеров, на котором, как знал Валерий, Фалько, «простой солдат», настаивал бы. Часть его жалела, что он не отказался от предложения спать под прочной крышей в мягкой постели, но отказ был бы воспринят как дурной тон. Он будет жить с чувством вины. В любом случае, мужчинам от этого не стало бы легче.

Двойные двери вели в атриум, который, в свою очередь, вел в открытый внутренний двор, окруженный крытым переходом, из которого дополнительные двери вели в другие жилища, которые, несомненно, делили двор. Он почувствовал тишину в этом месте, которая говорила о безлюдности, что идеально подходило Валерию, но не сулило ничего хорошего для ренты Лукулла. Сам дом оказался достаточно скромным местом, приятно светлым, с некрашеными стенами и удобной, функциональной мебелью, украшенным на римский манер несколькими бюстами знатных людей, которые вряд ли имели отношение к бритту, но, вероятно, были куплены как заказа. Почетное место – как он и подозревал, всегда будет в Колонии – заняло льстивое, мраморное изображение Клавдия.

— Ваша спальня здесь, а уборная – за двором. — Фалько извинился за отсутствие бани, но Валерий сказал, что он был бы рад пользоваться общественной баней. Его вещи уже были доставлены, поэтому, как только командир ополчения ушел, он успокоился и забрал копию «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида, которую всегда носил с собой. Греческий писатель служил в армии, это несомненно, но он не был солдатом. Не совсем Гомер, на рассказах о Трое которого был воспитан Валерий, но лучше Геродота, который, на его вкус, был слишком многословен. Позже он заснул, преследуемый женским лицом, которое никак не попадало в фокус, и нежным, мелодичным голосом, которого он никогда раньше не слышал.

Глава VIII

«Это были глаза, а не слова», — подумал вождь. Они заставляли человека чувствовать себя важным, даже человека, который управлял лишь несколькими фермами, управляемыми его кланом, второстепенным западным подплеменем федерации катувеллаунов, и имел мало влияния за пределами своего самого дальнего поля. Глаза жреца были цвета старого янтаря, который жена вождя так жаждала купить на рынке в Ратае, и с прищуром, как у ястреба. Не то чтобы вождь часто посещал это место. Он предпочитал запах коровьего дерьма духам римлян-любовников, живших там в своих дворцах. Впервые за десятилетие его пальцы жаждали меча. Когда-то он был воином. Янтарные глаза заставили его снова почувствовать себя воином.

Гвлим изучал группу вокруг костра. Большинство из них были слишком стары или слишком молоды, чтобы быть по-настоящему полезными в бою. Но не слишком стары или слишком молоды, чтобы ненавидеть, или слишком стары, или слишком молоды, чтобы умереть. Старики помнили дни до прихода римлян, когда любой человек со щитом и копьем был сам себе хозяином. Молодые ничего не знали за пределами маленького поселения, но их умы были открыты для его тонких доводов и убеждений. Он говорил о жизни до римлян: до дорог, до сторожевых башен и кавалерийских патрулей, до налогов, которые гарантировали, что, как бы ни был хорош урожай, их животы все равно будут пусты до конца зимы. Он говорил о бесчисленных тысячах, брошенных в цепях на смерть в римских рудниках, о землях, которые были украдены у них, и, под одобрительное рычание, могущественного Каратака, преданного и униженного, прежде чем он был унижен ради удовольствия императора. К концу их глаза вспыхнули так же ярко, как пламя костра совета, и молодые люди – те немногие, кого можно было превратить в воинов, способных противостоять легиону, – требовали оружия, необходимого им для мести.

Они хотели действовать сейчас, но время еще не пришло. Этому искусству его научили на Моне. Как ухаживать за огнем и поддерживать пламя до того момента, когда оно понадобится. Он снова посмотрел на лица вокруг костра, ища человека, который продолжил бы работу, когда он пойдет дальше. Не вождь; слишком много лет за плугом и слишком готов пожертвовать собой и своим народом. Нет, ему нужен кто-то более тонкий, более послушный. Тихий темноволосый земледелец тремя рядами позади. Молодой, но не слишком. Бдительные, умные глаза; решительный, но не слишком рьяный. Да. Он поговорит с ним позже, наедине.

— Ждите, — приказал он. — Наберитесь терпения. Организуйтесь. Будет знак.

И всегда спрашивали: каким будет знак?

И всегда он говорил им: гнев Андрасты.