Герои русского броненосного флота

Вот как вспоминал о нравах Морского корпуса в те годы однокашник Бутакова будущий адмирал Иван Шестаков: «Сечение разделялось на три разряда: келейное, при роте и при собрании целого корпуса. В приказах директора не означалось число ударов, а как бог на душу положит, так и драли. Мне, например, 11‑летнему, дали двести ударов за грубость, но моя доля не столь еще была плачевна. Были аматеры, секшие без счета с циничными приговорками… Не двигаться, как труп, не спускать ни малейшего стона, так, чтобы при всеобщем безмолвии раздавался единственно свист лозы, считалось молодечеством и давало право на некоторое уважение товарищей. Мудрено ли, что при бессердии воспитателей воспитанники скоро теряли подогревающий душу огонек семейной нежности и сами превращались в юных спартанцев. Побои и калатушки раздавались неумолчно в часы досуга, и большая или меньшая степень выносливости без жалоб служила мерой нравственной силы и вела к повышению в той же, разумеется, сфере, т. е. избитый в свою очередь избивал других. Так действовал в корпусе закон возмездия… Образовательная сторона оставила во мне благодарные воспоминания…»

Когда же через год старший брат выпустился мичманом, то Гриша уже пообвыкся. Тогда же отец привез в корпус и младшего Ивана. Теперь уже и Грише пришлось взять под свое крыло младшего брата. Семейственность Бутаковых в корпусе исключением не было. В ту пору служили родами и три‑пять братьев, одновременно служивших на флоте, было обычным делом.

Из однокашников Бутакова свой след в истории оставили адмирал Бутаков и будущий основатель знаменитого завода Путилов.

Конечно, отправленным в детском возрасте за тридевять земель от дома мальчишкам было тоскливо вдали от родительской ласки. Большим счастьем было наличие каких‑нибудь родственников в столице, чтобы хоть иногда почувствовать себя в домашнем уюте. Мальчишкам Бутаковым повезло. В Петербурге тогда служил брат отца контр‑адмирал Александр Николаевич. К нему все племянники в выходные дни и бегали. Дядюшка был хлебосол и племянников любил. Впрочем, не обходилось и без инцидентов. Об одном из них откровенно поведал в своих воспоминаниях на склоне лет и сам будущий адмирал.

У дядюшки было весьма забавное хобби. Он любил обклеивать морскими ракушками шкатулки, картинные рамы и тому подобное. Затем Александр Николаевич покрывал ракушки лаком, и получались весьма милые поделки, которые он при случае дарил друзьям. Сын дядюшки и соответственно двоюродный брат Гриши Коля (тоже кадет Морского корпуса), подражая отцу, так же обклеил ракушками коробку от лото. Показанная в корпусе коробка вызвала настоящий фурор и всеобщую зависть. Сообразительный Гриша тут же помог брату Коле выгодно продать коробку кому‑то из кадет побогаче. Карманные деньги пришлись мальчишкам по душе. Прикинув возможные перспективы, братья наладили ракушечный бизнес. Брат Коля воровал из ящика на чердаке все новые и новые ракушки, обклеивал ими разную ерунду, после чего уже брат Гриша успешно продавал «морские изделия» товарищам. На вырученные деньги дворовый мальчик Ваня покупал обоим сладости. Все шло как нельзя лучше, но в один из дней дядюшка полез на чердак за ракушками и с удивлением обнаружил, что их там почти не осталось. Первым взялись за мальчика Ваню. После первой же розги тот рассказал о Коле, который берет ракушки и всегда при деньгах. Взялись за Колю. Тот держался дольше, но после второй порки тоже во всем сознался. После этого взялись и за Гришу. Ему досталось более всех, так как брат Коля обвинил во всем двоюродного братца. В довершение всего дядя обнаружил и пропажу денег в своем кабинете, виновником пропажи он также объявил племянника, о чем известил письмом его отца.

Иван Николаевич был взбешен поведением сына. Произошла весьма эмоциональная переписка. Гриша был убит горем. Еще бы! Отношения с дядей были испорчены, брата Колю он отныне презирал, что касается отца, то лучше и не говорить. Впоследствии Григорий Бутаков вспоминал: «Слово “воровать” поразило меня, и чтобы доказать, что я не воровал, я рассказал, что гривенник, на который Ванюшка побежал купить леденцов, я не украл, а получил за раковину, которую взял на чердаке…как заброшенную вещь. …И в корпусе всегда был честным, потеряв платок, никогда не сводил у другого, даже за потерянную пуговицу готов был всегда отдать несколько булок и сам не есть, нежели потихоньку отвинтить у другого. Сын дяди, Коля, вел себя подло… Я едва ли когда прощу ему, хотя не стану никогда и мстить! Об этом… я говорил Ивану Шестакову (однокашник Бутакова. – В. Ш.), когда он хвалил мне Колю, “да, он добрый человек и хороший малый”, но есть вещь, которую я ему никогда не прощу!»

Старший брат гардемарин, как мог, успокаивал безутешного Гришу:

— Обещаю тебе, что в первом же дальнем вояже куплю попугая, которого дам матросам, чтобы те обучили его ругаться по‑баковому. А потом попугая сего вручим тетушке Александре Ивановне. То‑то криков будет, когда попугай с ней заговорит!